– Столько лет я смотрел на вас, как на нормальную, здоровую семью. Разговаривал, как с нормальными людьми. Считал тебя образованной, неглупой женщиной, доброй матерью...
Мама слушала. Молча. Попутно облизывая ладонь и не спеша просовывая влажный язычок поочередно промеж пальцев. Как учили. Как приказали.
— А ты оказалась обычной тупой сукой. Конченной блядью, готовой за это, – он указал на одинокую купюру, – открыть варежку и раздвинуть ноги. По первому щелчку.
Мама не отводила глаза. Смотрела как-то... безразлично... будто бы, в один момент в ней что-то сломалась, и она более не могла. .. не могла по-другому...
— Дрочи, – помолчав закончил Павел, закрывая глаза в нарастающей волне удовольствия от рук зрелой шлюхи.
Тьма на улице будто бы сгустилась еще сильнее, плотно облепливая тихо дребезжащую машину. Где-то вокруг зашептались старые грабы, перекрывающие любые, даже самые безнадежные попытки света далеких фонарей пробиться на малозаметный объезд.
Мама, постанывая от боли, ускорила темп. Она чувствовала, как сперма вплотную подобралась к отливающей багрянцем головке, раздувая и без того толстый ствол еще больше. Еще немного. Еще совсем чуть-чуть и семя выльется, нет, скорее выплеснется наружу... стекая на ее плотно сжатые пальцы, на запястье, на подрагивающие в такт ляжки...
— Стоп! – вдруг резко прервал процесс мужчина.
Мама остановилась. Тут же. Моментально.
— Ох... охо-о... да-а-а, Светка, ручки у тебя прямо то, что надо! Хорошо ты их натренировала, – засмеялся Павел, наблюдая, как вязкая капля, с трудом преодолевшая кожный барьер, застыла на самой макушке члена, поблескивая в тусклом свете машинной лампы.
— Теперь, давай, шлюха, покажи, что поняла свое место.
Мама вопросительно приподняла бровь, чувствуя, как новая порция смазки заструилась из ее разбухшей пизды.
— Слижи, – скомандовал Павел.
Мгновение спустя теплый, укутанный чрезмерной влагой язык взрослой женщины тяжело опустился на разгоряченную залупу, широким мазком подхватывая одинокую каплю и унося ее куда-то вглубь ротика.
— Хах, молодец. И поцелуй еще.
*чмок*
— Да не так. С чувством, шлюха. Ты ведь благодарна должна быть за эту каплю.
Мама вновь опустилась к набухшему от перевозбуждения члену. Запах, моментально заполонивший все вокруг, сводил ее с ума... туманил взор, принуждал дрожать... скулить...
— О-о-ох, да-да-да... вот так, умничка, – застонал Павел.
Упершись губками в гладкую головку и нарочито медленно разведя их в стороны, мама буквально присосалась к разгоряченной плоти, активно облизывая, в образовавшемся вакууме, захваченный участок.
*чмок*
*чмок*
*чмок*
Дрожь сотрясла все тело, когда она, перестав сдерживаться, высунула язык на всю длину и размашистыми, слегка резкими движениями начала облизывать ствол желанного члена, мыча и постанывая, как последняя блядь. Вяжущий соленный привкус намертво впечатался во вкусовые рецепторы, как вдруг Павел, грубо смяв мамины мягкие светлые волосы, со всей силы вогнал толстый сытный член прямо в ее горло. Сразу весь. Весь. По самые яйца.
— Гх-х! ГХ!!! – задергалась мама, в надежде освободиться.
Хватка ослабла, позволяя маме чуть сняться со вспоровшего горло члена, как в следующий миг очередной толчок вогнал его еще глубже.
— Покайфуй, сучка... о-о-о, м-м-м... покайфуй. Я знаю, как тебе это нравится, – застонал откуда-то сверху Павел.
— ГР-Х-Х-ХР-Х!!! РХ-Х-Х-Х!!! Х-Х... х-х-р-х, - извивалась мама, давясь и плача, умоляя и выпрыскивая из себя струю за струей, в судороге низменного оргазма.
Она чувствовала, как пульсирует от боли распертое толстым членом горло. Чувствовала, как жесткие лобковые волосы Павла впиваются в ее смятые ударом губы, как лезут в нос, скребутся о закрытые веки, вплетаясь в ресницы.
— Такие мамаша как ты, должны знать свое место, – донеслись до нее приглушенные слова.
Она задыхалась. Умоляла. В порыве паники, мама хаотично задергала руками, силясь