все повторяла: «Глубже, зятек, глубже и быстрее!». Я их остался наслаждаться друг другом, закрыл дверь в прихожую и вернулся к девушкам.
— Понятно, – сказала Нелли, выслушав мои сбивчивые объяснения. – Папке хронически не хватает женщин.
При этом она инстинктивно тянулась ложкой к половинке торта. «Это Агафье Тихоновне! – напомнил я Нельке, отодвигая торт на другой край стола. – Ты же сама говорила. Ты-Вы, или как?
— Ты-ты! Ну, хоть розочку, – взмолилась Нелли.
— Маленькую, – разрешил я.
— И цукатик! – попросила Лида.
— И цукатик. На этом все.
Мы помогли Стружкиным запихнуть продукты в холодильник, опустить в погреб, и Агафья Тихоновна прилегла после торта отдохнуть. А я ей тоже помог отдыхать– в позе наилучшего благоприятствования деторождению.
Стружкины ушли, а Лида сказала грустно-грустно :
— Жаль, что ты так разбрасываешься. Я думала, ты мой.
— Что значит, ты мой?
— А то и значит! – закричала Лида, брызгая слезами. – Не нужно было за мной ухаживать. Лучше бы я издохла от бронхита!
— Лидочка, цветик мой лазоревый! – взмолился я. – Уж так мне на роду написано, что я могу принадлежать одной женщине. Представь себе класс, котором пятьдесят женщин, а я ставлю пятерки только одной. Представила?
— Ага.
— Ну, вот то-то. Дай, поцелую!
Она охотно подставила мокрую щеку, но я встал на колени (о!), задрал на Лиде подол и впился поцелуем туда, где сходились вместе ее почти безволосые губки. Ничего другого я ей сейчас не мог предложить...
Агафья Тихоновна отдохнула с храпом и бормотанием во сне и пришла на нашу половину напомнить о себе. Она села на табурет под лампу возле стола, елозила задом, словно не решалась сказать гадость, которая от нее не зависела. Наконец собралась с духом:
— Вот что, ребятки. После Нового Года будут ломать нашу хибару. Аккурат пятнадцатого и начнут. Дорогу построят и парк разобьют. Вот такие дела! Я-то к Стружкиным переберусь, а вы куда?
Ах, как не хотелось переезжать в пятый раз! Я даже завыл тихонько, как волк, у которого вдруг затопило нору. Лида и Агафья Тихоновна стали меня успокаивать, мол, мир не без добрых людей, как-нибудь устроится само собой и так далее с том же духе. Потом Агафья Тихоновна сказала еще:
— Вот что, ребятки. Есть у меня дом мужа-покойника. Он сейчас на меня записан. В деревне «Высокие дворики». Я его сдавала дачникам, только они третье лето не приезжают. Поезжайте, посмотрите, может, сгнил уже. Я там давно не была.
— Как ехать-то туда? – спросила Лида.
Агафья Тихоновна оживилась.
— Отсюда до вокзала, там садитесь на автобус, и до места.
— А автобус-то какой?
— Номер в смысле?
— Да.
Хозяйка помолчала.
— Забыла.
Вот и возьми ее за рубль двадцать!
— Ну, что, – сказал я Лиде вечером. – Завтра поедем, посмотрим?
— А что делать. Поедем. Ты только не бросай меня, миленький, ладно?
— Не бойся, не брошу. Даже и не думай. Спи лучше. Завтра нам потребуются силы.
На следующий день мы встали затемно, кое как поели, взяли самое необходимое: деньги, и стали собираться. Агафья Тихоновна нам помогала, как могла, и словом, и делом, в восемь, надев на себя все теплое, вышли. До вокзала добрались без проблем, а там спросили у кондукторов. Был там автобус, был, тридцать второй. Только вот беда, ходил он раз в три часа! Делал двадцать две остановки на Борисовском шоссе, потом на Симферопольском, затем по шоссе до Михайлово, Лукьяново, поселка кирпичного завода, словом, когда добрались до этих чертовых Двориков, солнце уже село. И нумерация домов там была сделана через одно место, именуемое у русских жопой: с одной стороны
Мамин бизнес. Часть 3 