Я уже засыпал, когда в мою комнату вошла Женя. Вошла и тихо присела на стул в изголовье, в легкой прозрачной рубашке и лохматых тапочках.
— Ты, никак, прическу поменяла, – заметил я. – Стала как-то проще, по-домашнему.
— Ну, наконец, заметил! – тихо рассмеялась Женя. – Я так третий день хожу.
Она перестала накручиваться на ночь, и отросшие волосы собирала в конский хвост. Я взял ее за руку и поцеловал в ладонь. Она осторожно, но настойчиво освободилась.
— Руки-то грязные.
— Уткой пахнут. И яблоками...
— Ты маме нравишься. Спокойный, говорит, рассудительный и нескучный.
— А тебе?
— Еще не знаю... Ладно, спи...
— Спокойной ночи, Женя!
— Спокойной ночи, Слава... или Владик...
Она ушла, оставив после себя легкий фруктовый запах яблок. От нее веяло спокойствием и уютом. Думаю, она бы была хорошей женой, а вот я мог бы быть хорошим мужем? Сомневаюсь. Трахалем, да, альфонсом, да, добытчиком, может быть, а вот мужем? Ценить ее любовь и уют? Не знаю...
С этими мыслями я и заснул.
А когда проснулся, земля была вся в инее. Солнце уже светило, привет зимы таял, с крыши капало, я стоял у окна и смотрел на капель, когда в мою комнату вошла Любовь Александровна.
— Поднялся? С добрым утром! Как ребра?
— Нормально. С добрым утром!
— А мы решили тебе куртку подарить. Хватит тебе мерзнуть.
Куртка была хороша! Синяя, легкая и теплая, наверное.
— Спасибо, Любовь Александровна!
— Понравилась? Тогда целуй!
Она подставила щеку, и я ее неловко чмокнул.
— Я буду тебе хорошей тещей! – прошептала медсестра мне на ухо.
Она посмотрела на часы и вскрикнула:
— Ай! Надо бежать! У нас уже обход!
И убежала, только каблучки застучали по лестнице.
Я сделал обход, заглянул в гостиную, где стоял большой, но старый телевизор «Горизонт». Никого. В это время Потап Валентинович смотрел телевизор, а сейчас его не было. Не было и Жени. Наверное, они в школе, догадался я. В пустынной квартире больше никого не было, а потому я прошел на кухню, вскипятил чайник, а пока он закипал, сделал грандиозный бутерброд-сэндвич с маслом, сыром, какой-то копченой колбасой и с майонезом. С рычанием сожрал и запил чаем с лимоном. Потом немного посидел, переваривая, и начал собираться в школу.
Пока ехал на автобусе, представил себе эдакий семейный подряд: Потапа Валентиновича в роли физрука и военрука, Евгению Потаповна в роли учительницы физики и себя – в роли педагога. Не хватало только Любови Александровны. Зачем ей какие-то обходы, ноющие больные и вечно недовольное начальство? Сидела бы в школе, смотрела бы цыпки на руках у младших и мерила бы давление у подростков. Чем не работа? Спокойная, тихая и время от времени. Если устрою, еще одно доброе дело в плюс! Если не согласится, мое дело предложить. Надо будет с Адой поговорить или поднатырить Потапа Валентиновича, когда он утвердится и заработает малую толику авторитета. Или дождаться подходящего случая...
Иней растаял, когда я вышел из автобуса напротив школы. Пахло холодной водой, хвоей и не таким уже далеким Новым Годом. Было бы шикарно сделать предложение Женечке именно на праздник, а на свадьбу пригласить матушку из Смоленска, Ольгу Кашеверову и Серегу Чернова из Москвы, и что бы Тамара сыграла на электрооргане свадебный марш Мендельсона, как Бенни Андерсон на венчании Агнеты Фельтског и Бьерна Ульвеуса.
Расслабленный возможной перспективой, я прошел в школьные ворота и увидел Веру Петровну с метлой. Она подметала школьный двор и ступени крыльца. Листья кленов прилипли и не желали подметаться.
— Подождите, пока просохнет. Чего ж так мучиться!
— Ага, чтобы полетели! – возразила Вера Петровна. – Лучше
Такие одинаковые разные каникулы. Олеся (Части 1 - 3) 