— Что-то вроде «ракушки» у боксера, которая прикрывает гениталии.
— Ага! – снова удивилась Вера Петровна. – А раз так, что там ничего особенного нет, значит там только тело?
— Верно.
— Подойдите-ка поближе. Снимите джинсы...
Раз Ада сказала ублажать, значит, буду ублажать. Вплоть до самого-самого.
Джинсы я снял, а трусы снимать не стал, просто вывалил все «хозяйство» в прореху. Стою, жду.
У Веры Петровны был сегодня день удивления, не иначе. Не может быть, чтобы такая классная женщина не видела редковолосую мошонку и лохматый член вблизи. А раз так, то дурачится. Или хочет!
Пока она рассматривала мой член вблизи, я все думал, как раскрутить Веру Петровну под благовидным предлогом, и вот что придумал.
— Вера Петровна, Вы за равенство полов или как?
— Конечно, за равенство.
— Тогда покажите мне тоже что-нибудь. А то стою, как на медосмотре.
— А Вам врачи что-то показывали?
— Нет, врать не стану, не показывали. Только Вы не врач.
— Верно, я педагог.
— А раз так, должны сеять разумное, доброе, вечное. Так?
— Так.
— Ну, вот...
— Ладно. Я Вам сисю покажу. Правую. Мне кажется, она красивее.
— Все познается в сравнении. Давайте две!
— Две, так две. Только Вы мне молнию расстегните, заедает.
На Вере Петровне было платье без воротника. Она, как в нем приехала, так и ходила второй день. А молния у шеи с кудряшками волос действительно заедала, и я промучился с ней, наверное, минуты три, тыкая членом в спину Веры Петровне и оставляя на сером платье влажные следы.
Наконец, молния поддалась, и инспекторша спустила платье до пояса, показав еще одну препону: лифчик. С ним проблем не было.
Женские груди – это что-то невероятное! На них можно смотреть, и можно гладить, мять, а соски с кружочками – отдельная песня! Можно прикинуться младенцем и сосать эти восхитительные соски!
Груди бывают маленькие, как у подростков, средние, как у женщин до тридцати, и большие, хотя у тощих все по-другому. У Ады они маленькие, но, увы, обвисшие, у Веры Петровны – большие. Я их не мерил, но для себя решил, если женщина может дотянуться губами до соска, то это большие.
Я сосал ее левый сосок, Вера Петровна – правый, приподняв грудь рукой. Ее сосок, сначала морщинистый и вялый, затвердел у меня в губах, словно маленький член.
— Ух! – сказала, еле переводя дух, Вера Петровна. – Теперь живот. Вам нравятся женские животы?
Мне, конечно, нравились женские животы: большие, маленькие, выпуклые и не очень. Женщина без живота, как постель без подушки. Инспекторша спустила платье еще ниже, и моему взору предстали настоящие женские трусы, не какие-то там трусики с ягодками и слониками, а настоящие светлые дамские трусищи из плотной материи! Их мощная двойная резинка разделила тело Веры Петровны пополам, до поры скрывая пупок. Я оттянул эту резинищу, и на меня пахнуло настоявшимся женским запахом. А еще там был лужок, не войлочный лес, а травяная поляна, усеянная травой, засохшей на корню. И это сено пыталось прикрыть овражек, который начинался на этой поляне и уходил вниз и назад.
Вера Петровна сняла платье, сложила его на маленький табурет и подняла с пола трусы.