сжал ее статную щею пальцами и процедил угрожающе:
– Если скажешь матери о ранении, придушу!
Лариса смеясь приложила палец своим губам, припухлым от поцелуев и минетов:
– Лучше затрахай меня до смерти, Антош!
Ирина отметила про себя, что в квартире чисто ( Наденька постаралась), а вот продуктов в холодильнике кот наплакал. Перемороженные до стеклянного звона пельмени, россыпь сосисек, картонные пирамиды с молоком да яйца... Початая бутылка водки. И все !
Пригодились "дорожные" запасы. За столом Антон сообщил, что его переводят служить в Крым, село Перевальное, под Симферополем... Через три дня улетает.
Ирина похолодела, но с трудом сохраняя спокойствие, заявила:
– Мы поедем с тобой поездом, помогу тебе устроиться на месте...
Евсюков чуть не подавился куском буженины, закашлялся, побагровел. Оправившись, сказал с нескрываемой досадой:
– Не могу привыкнуть к твоим причудам, что за блажь ехать поездом, в жару...
Ирина выразительно посмотрела на него, капризно надув губки:
– Дорогой, ты же знаешь... Я плохо переношу перелеты.
На том и порешили. Антон был несказанно рад, что так хорошо устроилось.
... Ночью мать пробралась в его комнату. Скинув халат, нырнула в постель и шепнула, куснув Антона за мочку уха:
– Спит как убитый... Я ему пару таблеток димедрола растолкла... Давай Антошенька, я так соскучилась !
Он принялся целовать ей шею, грудь, жадно изучая каждый изгиб ее тела. Ирина приникла к нему, отвечая на его ласки... Когда она ласкала ему спину, то обнаружила шрамы, прикосновение к которым вызвало дрожь в теле, он даже на миг прекратил толчки
– Что это? – спросила с дрожью в голосе, почувствовав недоброе.
– Пустяки, мам... – оборонил Антон и впился в ее губы. Он двинул так глубоко, что она вскрикнула и двинула бедрами ему навстречу...
Кровать была узковата, и она сама предложила:
– Давай на полу! – немного помолчав, добавила, – Как тогда, в "Ловече"...
И озорно рассмеялась. Антон быстро простелил мягкий плед и простынку, схватил мать за руку, сдернул вниз...
... Ирина Николаевна в изнеможении лежала раскинув ноги и руки, закрыв глаза. Дышала прерывисто и глубоко. Антон с упоением вылизывал ее, смаковал коктейль собственной спермы и ее соков. Вдруг тело ее содрогнулось, выгнулось дугой. Она схватила ладонями его голову и теснее прижала к своей промежности. В рот ему ударил теплый фонтанчик.
Крадучись пробралась в спальню. Нужно было свежее белье. Евсюков спал с открытым ртом, пуская слюни... Ее передернуло от брезгливости. Захватив стопку простынок, пошла в душ. Антон был уже там, под тугими струями. Увидев при свете его страшные "знаки", она в ужасе закрыла лицо руками и разрыдалась... Боль сына была ее болью!
*****
Оставшиеся дни прошли в хлопотных сборах. Увидев как она укладывает в свой чемодан купальники, закрытый и открытый, "блядский", как называл его Евсюков, муж спросил с издевкой:
– Зачем ? Разве не "накупалась" в Гаграх?
– Искупаемся с Антошкой... Ты разве против ? – ответила она преспокойно. Евсюков смолчал, хотя в душе его кипела буря негодования на эту "блядь" и ее "блядское отродье". Так он называл их за глаза.
*****
Монотонно стучат колеса, уютно позвякивают ложечки в стаканах. Шторы плотно сдвинуты. Ирина голая сидит на полке широко распахнув согнутые в коленях ноги в черных чулках с узорной резинкой. Жарко, но что поделать, Антон попросил надеть... Он сам лишь в бело – голубой полосатой майке, скрывающей шрамы... Это уже просьба матери. Он стоит на коленях. Раскрывшееся влагалище мокро. Язык скользит между губок к клитору, кружит вокруг него, проникает внутрь... Он захватывает ртом розовые лепестки губ, посасывает упругую горошину клитора... Ирина стонет от изысканных ласк, по коридору раздаются шаги, слышны голоса неугомонных пассажиров. Это возбуждает!