этом. Я задавался вопросом, о чем я мог думать, чтобы быть настолько глупым, чтобы выпалить это. Марк, я уверен, не хотел, чтобы это распространилось. Несмотря на то, что это был 1965 год, и "Плейбой" существовал довольно давно, некоторые из наших местных неандертальцев все еще могли быть в восторге от такого рода вещей.
Марк рассказал мне об этом, когда был дома в День памяти. Я не видел этих фотографий, но я знал, что ему пришлось использовать фотолабораторию моего отца, чтобы проявить негативы и сделать отпечатки, так как его, вероятно, арестовали бы, если бы он попытался сделать снимки в обычной лаборатории.
Внезапно Синтия откинулась назад и расставила ноги, останавливая качели. Она хлопнула себя ладонями по ногам и уставилась на меня в ответ с этой своей синт-дикостью в ухмылке.
— Ты тоже все еще фотографируешь, не так ли?
— Да, - кивнул я. - Я только что получил новый 35-миллиметровый Ricoh на свой восемнадцатый день рождения в прошлом месяце. У него 28-миллиметровый широкоугольный объектив, f1.4, и мой папа даже купил мне 100-миллиметровый объектив в комплекте с 50-миллиметровым.
Я всегда гордился любой возможностью рассказать о своих камерах. Я немного повернулся, чтобы лучше видеть ее.
— У него даже есть вспышка! Мой отец помогал мне овладеть этим искусством; хотя флэш - это непросто. Но это нужно, если хочешь сделать правильный снимок в помещении. Конечно, мой папа все это знает. У него есть полный набор фонового освещения с фильтрами и гелями, и он использует систему зонтичных стробоскопов, синхронизированных с его широкоформатным Hassleblad.
Она положила руку мне на колено.
— У тебя ведь тоже есть пленка и все такое, верно?
— Конечно, и цветная, и черно-белая.
Ее рука на моем колене внезапно заставила меня осознать, насколько мы действительно близки. Может быть, воздух изменился, но мы казались очень одинокими на этом крыльце. И вот так близко, вот так, я осознал, что тоже чувствую ее запах. В ней не было никакого особого запаха или цветочного аромата, просто свежесть, дыхание Синт, чистое и сладкое. Она убрала руку и повернулась еще немного, чтобы посмотреть мне прямо в лицо. Она хотела что-то сказать, но промолчала. Может быть, это была жара, но ее щеки выглядели горячими и раскрасневшимися.
Когда она ничего так и не сказала, я спросил:
— Что?
Она поджала губы и покачала головой.
— Давай, Синт, - настаивал я. - Это я, Джимбо. Что ты собиралась сказать?
Я помню, как подумал тогда, что она, вероятно, придумала бы одну из своих знаменитых шуточек, чтобы разыграть кого-нибудь.
— Ну я не знаю.
Она вытащила ноги из-под юбки и опустила их вниз, переплетя лодыжки и сомкнув колени.
— Мне просто пришла в голову дурацкая идея.
Она пожала плечами и склонила голову набок, впервые на моей памяти выглядя неловко.
— Ты же меня знаешь.
— Да, я тебя знаю, - эхом ответил я.
Должно быть, я сошел с ума, потому что еще одно дикое признание слетело с моих губ.
— Ты та, кто подарил мне мой первый поцелуй.
Ее рот приоткрылся всего на мгновение, затем на лице появилась самая чудесная улыбка, и она рассмеялась.
— Ты помнишь это?
Я откинулся на спинку планера, пытаясь показать ей, насколько я огорошен.
— Помню ли я!?
Я запнулся. Ее изумрудные глаза буквально горели огнем.
— Я и понятия не имела, Джимбо. Я польщена.
Она слегка прижала руку к груди, как будто ошеломленная.
— Это действительно был твой первый поцелуй?
Я кивнул. Теперь настала моя очередь сцепить колени и скрутить лодыжки.
— Так-так, Джимбо. Я уверена, что это был не твой последний поцелуй.
Теперь я действительно был смущен. Казалось, сейчас мне больше всего
Маму вместо подарка 
webmaster@3iks.ru