своей стороны грузовика и помчался за ней. Для женщины, которую жестоко избили всего несколько дней назад и которая почти ничего не ела, она была довольно быстрой. Мне потребовалось около ста ярдов, прежде чем я догнал ее. Я подбежал к ней, попытался поймать и удержать, и в итоге схватил ее.
Я схватил ее и повалил на землю. Она начала кричать и вопить. Она пнула меня ногой. Она пыталась укусить меня. Для недавно избитой женщины я никогда не видел столько энергии. Затем так же быстро, как она начала бороться, она остановилась. Я наблюдал, как она разрыдалась. Огромные слезы покатились у нее из глаз. Я никогда не видел такой печали. Это было ужасно! Она была жалкой. Наконец, так же быстро, как драка и плач, все это прекратилось. Она просто лежала там, подо мной, на земле. Я почувствовал, как она медленно сворачивается в клубок. Гнев, за которым последовала боль, исчез, она была совершенно податливой и вялой. В ее глазах не было никаких эмоций. Как будто она была мертва.
Я испугался.
— Каприс! Каприс! Каприс!
Я притянул ее к себе и обнял так крепко, как только мог. Я пытался заставить ее ответить, выслушать, сказать что-нибудь, что угодно. Я даже слегка встряхнул ее. Она просто была в моих объятиях, как какой-то зомби. Я не знал, что делать.
Казалось, она медленно возвращается. Как будто она была в каком-то трансе или где-то далеко. Она снова зашевелилась. Я держал ее в своих объятиях. Я прижал руку к её щеке.
— Каприс, ты в порядке?
Она посмотрела на меня в полном замешательстве:
— Я не помню, что случилось. Я убегала. Кайден поймал меня. Нет, ты Кайден. Я была в твоих объятиях. Кайден, что случилось?
Я сказал ей:
— Я не знаю. Ты убежала. Я поймал тебя. Ты начала драться, потом ты начала плакать, а потом ты просто... ну, ты просто как будто исчезла. Как будто тебя не было.
— Я помню, ты задавал мне какие-то вопросы, что-то о детях, младенцах. Да, ты что-то говорил о детях. Я думаю, что у меня мог быть ребенок, может быть, я была беременна. Я думаю, что они забрали его, или убили, или что-то в этом роде, или он мог умереть. Они хотели перевязать мне трубы, но я тогда не позволила. Я помню, что не стал подписывать бумаги. Я знаю, что они наказали меня за это. Я не помню.
— Они наказали тебя? Что они сделали?
— Я не помню.
— Ты говоришь, у тебя был ребенок?
— Я думаю... Я не помню.
— Ты думаешь, они забрали твоего ребенка?
— Да. Нет. Я не помню. Я не помню. Я просто не помню!
— Они, должно быть, действительно причинили тебе боль.
— Я не могу вспомнить. Пожалуйста, не задавай мне больше никаких вопросов.
Я продолжал держать ее в своих объятиях. Я взял и притянул её к себе. Я поцеловал ее в щеки, в нос. Я поцеловал ее в губы, она попыталась отвернуться, но я не позволил ей. Я снова поцеловал ее.
— Остановись... пожалуйста.
Я улыбнулся, мне нужно было разрядить обстановку:
— Эй, посмотри на время. Если мы собираемся в церковь, нам нужно вернуться, - я встал и помог ей подняться.
— Давай, давай вернемся к грузовику и отправимся домой, я не знал, что случилось, но я знал, что мы должны попытаться выйти за рамки того, что бы это ни было.
Я повел ее обратно к грузовику. Она действительно была такой вялой. Затем она снова заговорила. Это было как-то бессвязно.
"Африкаанс" на Волге 