Ниной, и я с интересом наблюдал за его перемещениями.
— Ниночка, чай готов! – доложил Иван. Он вытянул шею, в нетерпеливом побуждении заглянуть в палатку.
— Иван, насколько помнится, вы приглашали на кофе или коньяк! Разве не так?! Кофе превратился в чай?– показалось милое личико. Палатка разразилась задорным и заливистым смехом.
Беззубый мужчина стушевался.
— Да, Ниночка! Кофе! Когда Вы рядом, то я становлюсь сам не свой. Сейчас будет исполнено.
Иван бросился к великанской палатке, к друзьям. Его способностям исполнять желания, позавидовал бы любой джинн. Через минуту он держал в руках жестяную банку, судя по этикетке, дорогого напитка.
— Выходи уж, Ниночка?! Мы скучаем! – заблеял он, как ягнёнок накануне Курбан – байрама.
Мне стало жаль Ивана. Он безответно полюбил чужую жену. Ему ничего не светило, но я не мог отнять у него, даже пустую надежду.
— Иван, давай выпьем? Нина одевается. Скоро выйдет, загорать!
Он не допил рюмку, отложив в сторону. Увидев, что я легко расправился со своей порцией алкоголя, он взял бутылку и с задумчивым видом драматурга - прозаика налил мне ещё. Я не стал перечить, лишь закралась хулиганская мысль, что бутылка коньяка не растянется на целый день, а окончится гораздо быстрее, чем запланировано. Дегустация перешла в дружеские посиделки. Я был против утренних возлияний, но затем успокоился, надев на совесть спасательный круг, что на отдыхе разрешается делать то, что в обычной жизни осуждается.
— Предлагаю, выпить за Ниночку? – сказал Иван и я отметил, что этот тост в последние дни слышу всё чаще и чаще.
Нина вышла в модном купальнике. Нежная и цветущая, как яблоневое белоцветье. Она подправила трусики на попе, чтобы предоставить тело для загара, более открыто. Иван живо подскочил.
— Ниночка, вот кофе! Или искупаемся?
Я пьяно улыбнулся, так как понял, что потерял собеседника. Теперь Иван превратился в безвольного раба жены. Нина приняла его предложение, окунуться в море.
— Иван, - я призвал его к мужской солидарности, - а как же коньячок? Смотри, допью..., тебе не останется!
— Позже, - впопыхах пробормотал Иван. Он засеменил за стройной Ниной.
Я усмехнулся, мысленно сравнив его с пыльным шнуром от старого телевизора. У меня возникло желание, выпить ещё, чем я, не задерживаясь, воспользовался. Но вскоре моё одиночество нарушили.
— Япона мать, Бориска, хлещешь коньяк с утра! – раздался возглас КЗП. Он выглядел мятым, как обычно по утрам, страдая от похмелья. Его борода была всклокочена и топорщилась в разные стороны. – Бухаешь и без меня?! Спрашивается – совесть у тебя есть?
— Совесть не дремлет! Захар Петрович, милости просим! – я помахал бутылкой перед его страдающим взором, который тут же разомлел, как горячий лаваш.
Я щедро налил полстакана благородного алкоголя. Его радости не было предела. Опохмелившись, Захар Петрович приосанился. Его плечи расправились, как ноутбук. Он пригладил бороду, став выглядеть идеальным и воскресным служителем культа.
— А, где Нинок? Спит, что ль?
— Неа..., проснулась, - я посмотрел на море, где качались на волнах две головы.
Бородач проследил мой взгляд.
— С кем она?
— С Иваном.
— Шустрый сучонок! Быстро схватывает..., на лету, – без тени злобы сказал КЗП. Он протянул мне пустой стакан, - Бориска, давай допьём твои запасы и пойдём к нам?
Я едва не уронил бутылку, когда потянулся за ней. К моему изумлению, рука потеряла твёрдость. Состояние порхающего мотылька сменилось тяжеловесным взлётом майского жука. Как на деревенской свадьбе, я и Захар Петрович шумно зашагали к соседнему дому. Пока шёл, я несколько раз споткнулся.
— М-мы не р-разбудим М-михаила и Р-рубена К-каримовича? – ноги стали заплетаться. Мне показалось, что песок более вязкий, мешающий ходьбе, хотя
Лисистрата 
webmaster@3iks.ru