платьев и покупкой редингота. Зорька спрашивала, так ли мало этих ведьм, что для них гены каждой такой, как Фея, ценны, и Фея ответила, что не то что мало, просто многие из них друг другу родственницы, и они должны тщательно выбирать, от кого зачинать детей, чтобы избежать инцеста. Зорька ещё поинтересовалась, кем была вторая мама Хадиджи, и Фея пересказала её историю — в тех пределах, в которых знала её сама. «Знаешь, это так знакомо!» — отреагировала Зорька. — «Моя мамаша, если бы зачала меня от какой-нибудь аристократки, вела бы себя точно так же! Думаю, Хадиже повезло, что она со своей родительницей больше не общается!».
После разговора с Зорькой Фея позвонила своим мамам, заверила их, что у неё всё в порядке, её поселили в одной из комнат поместья (не упоминая, что не одну) и хорошо кормят, что поместье красивое, с садом и всем прочим, рассказывала про свои приключения, связанные с платьями и костюмом для верховой езды — всё для того, чтобы не упоминать о том, что она должна будет заниматься сексом с внучкой хозяйки поместья.
— Ты знаешь, всё это как-то подозрительно, — мама Вера озвучила те же подозрения, что и Зорька. — Тебя поселяют там, тебя окружают всей этой роскошью, всё это за их счёт... мне кажется, тут должен быть какой-то подвох!
— Мне кажется, они просто хотят меня соблазнить всем этим, чтобы я у них осталась, — повторила Фея свою версию, на этот раз чтобы успокоить свою зачинательницу. — Стала частью их дома, рожала им детей-колдуний и всё такое прочее.
— Но ты же не соблазнишься?! — в голосе мамы Веры слышались одновременно надежда на то, что её дочь не станет соглашаться на посулы ведьм, и требование: не смей соглашаться, иначе ты мне больше не дочь! — Ты же не бросишь нас всех, свою семью, свою страну, своих подруг?..
— Не брошу, конечно! — заверила Фея маму. — Тут у меня всё, а там я буду чужой в чужой стране и чужой семье... — Фея запнулась, подумав о том, что мадам Афродит и Хадиджа были к ней, их неожиданной родственнице, достаточно добры, не как к чужой и ненужной им девушке... но поспешила загнать эту мысль поглубже.
Вскоре после телефонных разговоров настало время полдника — Фея с некоторой неохотой переоделась в одно из своих платьев, и они с Хадиджей направились в обеденный зал, где обитательницы поместья собрались за накрытым столом со снедью под лучами полуденного солнца, пробивавшимися через витражные окна, похожие на калейдоскоп. Трапеза была довольно скромной — немного сэндвичей и пирожных и кофе — за столом обитательницы поместья разговаривали друг с другом — Фея понимала только отдельные слова по-франкийски, но ей удалось разговориться с сидевшими рядом бастардками. Одну, говорливую белую, звали Джонатина, она была родом из Каботы, и родным языком для неё был британский, скромную азийку звали Орьен (у неё было и другое имя, но Фея не смогла его ни выговорить, ни запомнить), и она была из Юэнаня (про эту бывшую франкийскую колонию Фея знала только в контексте её кровопролитной войны с Америцией, которую Америция с треском проиграла, не сумев вбомбить маленькую страну третьего мира в каменный век), а всё время усмехавшуюся, но мало говорившую мулатку звали Сафир, и она была из Маллалии (про эту африйскую страну Фея не знала почти ничего, кроме того, что там сейчас вроде бы война, и в неё введены франкийские войска).
Говорила с Феей в основном Джонатина, Фея повторила свой краткий
Случайная попутчица 