хозяйку комнаты. — У меня есть брючный костюм... для верховой езды. Будет прилично, если я приду на завтрак в нём?
— Костюм для верховой езды? — озадаченно переспросила Хадиджа, кажется, пытаясь вспомнить, что на этот счёт говорят правила этикета. — Я не уверена... не знаю... Только если ты въедешь в обеденную комнату на лошади, — она улыбнулась, и Фея тоже не удержалась от улыбки, но затем вздохнула:
— Значит, нет? Ну, ладно... — она тоскливо посмотрела на свои сумки со вчерашними покупками. — Я просто... не люблю юбки, — пожаловалась она, — мне в них неудобно.
— Тебе необязательно всё время быть в платье для формальных приёмов, — попыталась приободрить гостью Хадиджа, и Фея, пробормотав «я надеюсь», принялась надевать одно из купленных вчера платьев.
Девушки уже оделись, когда в дверь послышался стук и затем какие-то слова на франкийском, Хадиджа ответила что-то, по смыслу похожее на «мы скоро будем готовы!», и затем две дуэньи обеих девушек проводили их в обеденную комнату. Или, вернее, залу — большую, с разноцветными витражными окнами, с длинным столом посредине, накрытым скатертью и уставленным едой, за которым разместилось аристократическое семейство. Аристократок здесь было человек двадцать, самых разных возрастов, от пожилой Патрис до совсем маленьких девочек, которым служанки повязали на шею платочки. Фее указали на место на дальнем конце стола, где, похоже, размещались бастардки дома Мируа, некоторые из которых были даже не вполне белыми — кроме пустынницы Хадиджи здесь были ещё скромно державшаяся молодая азийка и с интересом поглядывавшая на новое лицо за столом мулатка примерно одних с Феей лет. Рутенская гостья чувствовала себя неуютно за одним столом с двумя десятками незнакомых аристократок, не зная, можно ли приниматься за еду или ещё нет (и на всякий случай не спеша приниматься), какой рукой держать вилку и нож, будучи левшой, но хозяйки шато, кажется, без особенных эмоций восприняли её появление — кто-то поглядывал на неё с любопытством, кто-то снисходительно-высокомерно, а кто-то словно не обращал особого внимания на сидевшую с ними за одним столом девушку из Рутении. За несколькими столиками, отодвинутыми к стенам, завтракали кофе и булочками служанки, включая их с Хадиджей дуэний. Мадам Патрис пожелала всем приятного аппетита, и можно было приняться за еду — завтрак состоял из омлета с зеленью, к которому можно было взять гренки с сыром, с фруктами и с чем-то там ещё, и вкусно пахшие пекарней свежевыпеченные булочки, которые некоторые из сидевших за столом намазывали маслом или джемом, и ещё из чёрного кофе, в который кое-кто из сидевших за столом обмакивали свои булочки. Фея ненадолго замешкалась, пытаясь решить, брать ли ей нож в правую руку или в левую, — если в левую, как ей будет удобнее, не будет ли это нарушением застольного этикета? Достаточно ли ей будет сказать «извините, я левша»? В детстве мама Вера долго пыталась переучить дочь на праворукость, и из-за этого Фея предпочитала есть, когда ей зачинательницы не было на кухне, — чуть ли не каждое совместное застолье грозило перейти в конфликт, когда мама Вера настойчиво требовала «Филя, возьми ложку в правую руку и ешь, как все нормальные люди!», а мама Ева заступалась за дочь.
— Послушай... — Фея нерешительно обернулась к Хадидже, сидевшей сейчас рядом с ней. — Я левша... это ничего, если я буду есть левой рукой?
— Нет, — удивлённо, словно речь шла о чём-то совершенно очевидном, ответила её новая соседка по комнате. — В доме Мируа много левшей.
Моя история!. 