всё такое прочее... но гостья никак не могла придумать, как заговорить об этом при самой Хадидже и при служанках, оставаясь в рамках приличия. Наконец, принесённые кушанья были съедены, кофе (крепкий, чёрный, без сахара) был выпит, и Фея вдруг поняла, что в Энске сейчас, наверное, уже поздний вечер, а она с самого утра по энскому времени не спала.
— Прошу прощения, мадам Афродит... Можно мне отдохнуть? Я... отбыла из Энска в пять часов вечера по местному времени и... я немного устала.
— Понимаю, — кивнула Афродит, — вам нужно адаптироваться к смене часовых поясов. Хадиджа, ты проводишь гостью в её комнату?
— Да, mаmаn, — помедлив, кивнула девушка, вставая, и Фея встала тоже, с облегчением увидев, что её и Хадиджи дуэньи, похоже, собираются последовать за ними, — если честно, она немного боялась оставаться один на один с этой девушкой, с которой у неё, по-видимому, предстоял секс. Пока дуэньи рядом, между ними ведь ничего не может быть, верно? Следуя за Хадиджей, сопровождаемая двумя дуэньями, гостья вошла снова в здание поместья, когда Мари подошла к ней ближе и зашептала ей:
— Мадемуазель Филофея, пожалустА, я должна сказать вам одну важнуЮ вьещь. Пока вы находитЕсь в этОм домьЕ, пожалуйстА, не пrоизноситьЕ слово «вьедьмА» — «witсh». ГовоrитьЕ толькО «колдуньЯ» — «sоrсеrеss».
— Почему? — не поняла Фея. Мари посмотрела на свою подопечную так, будто объясняла какие-то понятные каждой вещи, и пояснила:
— «ВьедьмА» — оскоrбительноЕ словО.
— Ну... хорошо, — кивнула гостья. — Я постараюсь следить за собой и не говорить этого слова, — видимо, подобно тому, как негритянки считали оскорбительным, когда их называют этим словом, для ведьм, вероятно, слово «ведьма» было напоминанием о тех временах, когда их жгли на кострах. Ладно... она будет вежливой гостьей и не будет нарочно наступать ведь... то есть колдуньям на больные мозоли.
Наконец, следуя за Хадиджей и её дуэньей, Фея оказалась в спальне — она казалась в полтора раза больше, чем её комната в съёмной квартире, и в два-три раза больше, чем «пеналы» в студенческом общежитии, где Фея когда-то жила, — и в этой комнате, несомненно, кто-то уже жил. Солнечный свет проникал через изящное витражное окно (нет, это красиво, но жить в комнате с витражными окнами постоянно, наверное, не очень удобно... кстати, все окна в поместье, которые до этого видела рутенская гостья, были витражными — чтобы ведьмы не подсматривали друг за другом с помощью магии?) и рядом с кроватью — двуспальной кроватью с балдахином — стояли её, Феи, сумки с вещами. Хадиджа и гостья вошли в комнату, но обе дуэньи остались за порогом.
— Здьесь мы вас оставИм, — произнесла Мари. — ЕслИ вы захотитьЕ куда-то идти, илИ вам протрьебуетсЯ помОщь, мадемуазель Хадиджа объяснит вам, как нас вызвАть.
— Оставите меня здесь? — гостья опешила. — Разве... вы не должны сопровождать меня... разве это не... неприлично — двум неженатым девушкам быть вместе? — Фея была уверена, что именно в этом заключаются обязанности её дуэньи, и всё ещё опасалась оставаться один на один с Хадиджей.
— Как я ужьЕ говорилА, я нье могу быть с вамИ двадцАть чьетырьЕ часа, — терпеливо пояснила Мари. — ЭтО вашА спальньЯ, находитьсьЯ здьесь вам и мадемуазель Хадидже приличнО.
— Но... — попыталась возразить Фея, однако она не сумела придумать, как выразить свои сомнения приличными словами.
— Будьте моей гостьей, — вмешалась Хадиджа. Она не понимала слов, сказанных по-рутенски, однако, без сомнения, заметила замешательство своей гостьи. Фея чувствовала, что хозяйка комнаты сама волнуется, хоть и не знала точно,
моя мама и мой лутший друг 