девушку демократических убеждений, её слегка покоробило это, что хозяйка поместья как бы не считала своих служанок за людей.
— Если считать со служанками... Мари, сколько служанок в поместье? Тридцать? — аристократка взглянула на служанку, ожидая её ответа.
— В поместье в данный момент работает двадцать... двадцать семь служанок, считая садовниц, водительниц и охранниц, — помедлив секунду, ответила Мари. Фея подумала про себя, что это три служанки на одну аристократку... или чуть более одной служанки на одну аристократку при «максимальной загрузке». Всё-таки интересно, это много или мало? Тем временем две служанки принесли подносы, на которых стояли три чашки с дымящимся крепким кофе, кувшин с водой и три стакана, пирожные какого-то незнакомого рутенке вида и нарезанный багет в плетёной корзинке.
— Наверное, стоит спросить: есть что-то, что вы есть не станете? — поинтересовалась Афродит.
— Мадам Афродит... — Фея помедлила, а затем нашла в себе силы улыбнуться. — Я студентка, я ем всё. Я ем всё, что съедобно, а что несъедобно, я ем с кетчупом, — она засмеялась, надеясь, что дочь хозяйки поместья не обидится на такую шутку, и Афродит действительно сдержанно рассмеялась в ответ. Сейчас Фея готова была попробовать даже лягушачьи лапки или какое-нибудь эскарго... раз уж дом Мируа будет это оплачивать.
— Надеюсь, нашим поварихам не потребуется слишком много кетчупа, — хозяйка и гостья засмеялись.
— Мы... ждём кого-то? — на всякий случай уточнила Фея. Стульев у стола было три, чашек с кофе и стаканов тоже было три, и Фея ожидала, что на третий стул сядет и присоединится к ним Мари, но её дуэнья оставалась стоять.
— Да, мы ждём Хадиджу... вот и она, — Афродит обернулась, и Фея обернулась следом за ней — из дверей поместья вышла молодая девушка в лёгком, но красивом светло-голубом летнем платье, сопровождаемая взрослой женщиной в такой же униформе, как на Мари. На вид незнакомка была ещё моложе Феи — той было двадцать два года, а эта была вряд ли старше девятнадцати — и чуть смуглая кожа и черты лица указывали на то, что она, вероятно, бадави, то есть уроженка одной из стран Великих пустынь (не то чтобы самой Филофее с её азийским разрезом глаз, доставшимся от бабушки из Казахии, было не наплевать на вопросы расовой чистоты). Она держалась скромно, как будто присутствие Феи смущало её ещё сильнее, чем гостью поместья — её присутствие.
— Хадиджа де Мируа, — представила девушку Афродит, вставая с плетёного стула. Имя показалось Фее смутно знакомым... — Мадемуазель Филофея, правнучка Нормандии, прабабушки Аделаиды.
Фея, замешкавшись, встала, последовав примеру хозяйки поместья, а Хадиджа со смущённым видом, словно она чувствовала себя сейчас не менее неловко, чем гостья, протянула ей свою изящную, чуть смуглую, обнажённую до самого плеча, руку, и Фея, замешкавшись, взяла протянутую руку, наклонилась к ней и обозначила губами поцелуй, надеясь, что в третий раз за день у неё получится нормально.
— Рада видеть вас, — сказала гостья первое, что ей пришло в голову, пытаясь понять, кто же эта девушка перед ней. Может быть, она тоже, как и сама Фея, какой-нибудь потомок незаконнорождённой дочери дома Мируа, но, в отличие от неё, эта Хадиджа согласилась стать частью дома и принять его имя? Она выглядит здесь как будто чужой и осознающей это. И почему её имя кажется знакомым... ох, чёрт! Краска бросилась Фее в лицо — это же была та самая девушка, которую она должна была... оплодотворить! Но... зачем её знакомят с ней, разве для искусственного оплодотворения не является совершенно необязательным, чтобы они
Последний звонок 