ней, было несколько, и художница решила нарисовать картину, которая изображала бы молодую монахиню, стоящую перед зеркалом, в котором отражалась она же, но в одежде колдуньи. Надеясь, что она не испортит сгоряча зря бумагу, и её настроение от этого не станет хуже, Фея принялась за построение рисунка — зеркало должно было быть под углом к зрителю, а монахиня — спиной к зрителю, вполоборота. Колдунью юная художница решила изобразить в стереотипном одеянии ведьмы — тёмно-синяя мантия, остроконечная шляпа с широкими полями и волшебная палочка. Стоявшая перед зеркалом монахиня в той руке, в которой ведьма в отражении держала палочку, держала распятие, а второй рукой касалась зеркала. И лицо отражавшейся в зеркале ведьмы должно было быть удивлённым, словно она не ожидала увидеть себя в таком образе.
Фея закончила карандашный набросок и как раз думала, не хватит ли с неё на сегодня и не попробовать ли лечь спать, чтобы завтра пойти на работу ЧУТЬ МЕНЕЕ невыспавшейся, когда в дверном замке повернулся ключ, и входная дверь квартиры открылась — это вернулась домой Зорька.
— Ты чего, не спишь?! — окликнул Фею из прихожей удивлённый голос блондинки, увидевшей свет в комнате соседки. — Тебе же завтра с утра на работу, нет?!
— Привет, — Фея, устало вздохнув, и в то же время улыбнувшись (ей сейчас ОЧЕНЬ не помешало бы поделиться своими проблемами хоть с чем-нибудь!
), встала из-за стола и вышла в прихожую, где Зорька снимала верхнюю одежду. — Я... позвонила домой, мамам. И я... в общем, под впечатлением. Не могла уснуть. Села вот рисовать.
— Та-ак... — блондинка нахмурилась. — Всё очень плохо, да? Тебя официально прокляли? Что тебе сказали? — Фея тяжело вздохнула, пытаясь подобрать подходящие слова, но принялась отвечать:
— Мама Вера сказала, что... что её дочь не может быть ведьмой, и раз я хочу стать колдуньей, то я... я больше ей не дочь, — девушке не удалось скрыть горечь в голосе при этих словах. — А мама Ева — она меня любит, она не хочет от меня отказываться, но... она не может пойти против мамы Веры, и... — Фея вздохнула снова, не закончив фразы.
— Слушай, пусть она, в самом деле, пойдёт против неё! — запальчиво сказала Зорька. — Пусть она борется за тебя! Ведь ты — её дочь! Ведь так же?!
Фея тяжело вздохнула снова.
— Я этого и боюсь. Что мама Ева и мама Вера поссорятся из-за меня. Что они разведутся из-за всего этого. Особенно если мама Вера начнёт докапываться... понимаешь, я спросила маму Еву, есть ли в нашей семье другие колдуньи, и она не ответила мне ни да, ни нет, но она ответила так, что я поняла, что есть. Может быть, она сама всю жизнь скрывала от мамы Веры, что она колдунья, и если она об этом узнает, наша семья... моя бывшая семья развалится!
— Вот и пусть разводятся! — категорично ответила Зорька. — Если... если ты колдунья, или в твоей семье есть колдуньи, то и не надо было выходить замуж за такую дуру, у которой вместо мозгов священная книга!
Фея укоризненно посмотрела на подругу. Та, конечно же, хотела поддержать её, но Фея не могла с ней согласиться. Ведь её семья всё ещё оставалась её семьёй, и мама Вера всё ещё была её мамой, и Фея не хотела, чтобы её семья рушилась из-за неё.
— Зорь, ну ты пойми. Это будет непросто для мамы Евы... и это получится, что я в этом виновата, что это всё из-за меня, — при этих словах
Миша и я 