подарок от генерала Перона! – пояснил белозубый. – Называется электрическая лампочка, и она будет гореть, пока вы не ее не выключите.
— А генерал Перон не заберет свои подарки назад? – осторожно осведомилась Глэдис.
— Нет, конечно! – пояснил парень, пока рабочие собирали инструменты. – Только скажите своим взрослым, чтобы они сходили на выборы через две недели в воскресенье и проголосовали за генерала Перона. И тогда все будет хорошо!
Он кивнул Хуану, протянул руку Глэдис, и они ушли, оставив брата и сестру с ярким светом и музыкой из коробочки, которая называлась громкоговорителем.
Вечером пришла мама, и не узнала своей лачуги. Хижина выглядела еще беднее, чем обычно при дневном свете, но за скромным ужином разговаривали только о генерале Перроне и о его красавице-жене. Он обещал выселить богатых из их вилл и домов и поселить туда бедных, и много чего обещал, и мама еще много чего рассказывала, какая будет счастливая жизнь, когда Перон станет законным президентом Аргентины, но Хуан нетерпеливо ее прервал:
— Мама, что ты узнала о воскресной школе?
Мама с удивлением посмотрела на сына, она уже ходила в мечтах по белоснежной вилле и купалась в голубом бассейне, а тут...
— Твоя правда, сынок, жить грамотным лучше, даже если ты владеешь богатством. При монастыре святой Бригитты есть воскресная школа, и туда могут ходить даже взрослые после работы, а дети с утра. Поэтому в ближайшее воскресенье можете отправляться.
Между тем, веселая музыка в громкоговорителе сменилась медленную и тягучую, а мама подняла палец вверх и сказала:
— Это танго «После дождя». У нас на рынке его постоянно крутят по рупору.
Певец с приятным голосом пел о том, что «после дождя деревья распускаются, после дождя влюбленные встречаются...», но танго внезапно оборвалось, и другой, не менее приятный голос объявил: «В Буэнос-Айресе двадцать три часа. Прослушайте последние новости». Мама внимательно выслушала все, что сообщил приятный голос, и выключила радио. «Мне завтра рано вставать. Я пойду спать». Она стала раздеваться, и Хуану, а затем и Глэдис пришлось уйти на свою половину, где не было ни радио, ни электрического света.
— Наверное, нам надо надеть что-нибудь новое и красивое в эту самую школу, – сказала сестра. – Твои штаны давно пора выкинуть.
Она отвернулась к стене, сняла через голову старое платье, и протянула тонкую руку за ночной рубашкой, которая ей была давно коротка, но не нашла. И не могла найти, потому что Хуан держал ее руке.
— Глэдис, – сказал брат глухим голосом. – Твоя рубашка у меня. Подойди и возьми ее.
Она медленно повернулась, высокая, тонкая, подошла к Хуану вплотную, и он ощутил ее новый запах. Затем Хуан отшвырнул рубашку сестры куда-то в угол, схватил ее за тощий зад и погрузил лицо в ее нежные темные волоски. У него перехватило дух, когда она изогнулась, подставляя свою щелку под трясущиеся губы брата. «Можешь поцеловать меня выше», – прошептала Глэдис. – «Там тоже есть что целовать». Хуан с трудом оторвался от сладкой даже на вкус острой вершины щелки и посмотрел вверх. Ему было плохо видно, но над ним уже нависали еще маленькие, еще совсем плоские белые...
— Как это называется? – еле переводя дух, прошептал брат.
— Мама сказала, что это груди, – ответила сестра. – У мамы они гораздо больше, а то, что ты сосал, называется клитор. А сейчас я покажу влагалище.
Она уселась на их постель и широко развела бедра.
— Тебе видно, мой милый братик?
Хуан встал на колени и включил фонарик.
— Теперь видно, – проворчал он. – Видно какие-то мокрые ломти с волосами и
Есть в каждом 
webmaster@3iks.ru