ему, что во второй комнате была прописана пенсионерка, постоянно проживающая у своего племянника на другом конце города. У того — глухонемого от рождения и женатого на такой же женщине — родилась говорящая и слышащая дочка. И теперь из-за необычного для этой семьи ребенка баба Тоня приезжала в свои хоромы раз в месяц: проверить показания счетчика, получить пенсию и оплатить коммуналку. При личном знакомстве оказалась она человеком душевным и простым, и даже сама сказала новому соседу, мол, пользуйся всеми общими помещениями квартиры, как своими, ей же ничего тут не нужно.
В общем, оказался Леша практически в однокомнатной квартире с высоченными потолками, просторным холлом, который прихожей язык не поворачивался назвать, и огромной кухней на зависть обитателям хрущоб. И все это богатство располагалось на втором этаже. Правда, окна его комнаты смотрели не на тихий зеленый дворик, а на проезд между домами. Но машины здесь появлялись по одной раз в сутки.
Сразу же у дверей Галька дисциплинированно скинула туфельки, мгновенно подровнявшись в росте с хозяином дома, и прошла в комнату, скудно, если не сказать, бедно, обставленную. Маленький пустой сервантик, задержавшийся здесь, думается, со сталинских еще времен, узкая кровать у дальней от входа стены, большой массивный стол, разместившийся между двух окон, и парочка старых, но крепких стульев возле него.
На столе посверкивала стеклянным боком бутылка вермута с красочной пестрой этикеткой, два граненых стакана, коробка песочного печенья и вазочка с лимонными дольками. Скромно, по-спартански, ничего лишнего. Ах, да, еще красовалась прессованного хрусталя чистенькая пока пепельница.
— Классно тут!
Галька плюхнулась на стул, повертела на нем тощей задницей, устраиваясь поудобнее, и поинтересовалась:
— А подруга твоя где?
— Да ну её, — махнул рукой Леша, скидывая на спинку стула ветровку и присаживаясь напротив гостьи.
С Татьяной он разругался неделю назад. И виноватым себя абсолютно не чувствовал. Ну, увидела она, как, выходя с работы, он весело общался с Иркой-татарочкой из тарного цеха. Просто хохмили, пересказывая анекдоты и ржали от хорошего настроения и душевного подъема. И чего было ревновать и допытываться: кто такая, почему с ней вышел... Тем более, что никаких тесных отношений у Леши с татарочкой не было, хотя он и был бы не против... Так что, пусть Танька помается в одиночестве какое-то время, потом сама же позвонит. Первым идти на примирение Леша не хотел категорически.
— Ладно, давай, разливай, только по половинке! — скомандовала Галька и тут же спохватилась: — А курево у тебя есть? Я из дома без сигарет выскочила...
Леша пошарил за спиной, вытащил из кармана ветровки пачку сигарет и зажигалку, положил их на стол поближе к гостье.
— Кури, у меня еще в заначке есть...
— Может, и музыка какая-нибудь найдется, а то тихо тут, как на кладбище? — поинтересовалась гостья.
— А как же, — засмеялся Леша, вспоминая их общее, совсем недавнее, казалось бы, приключение в Царицынском парке.
Тогда раскрепостившаяся от вина и хорошего настроения Галька устроила неожиданный заплыв в местном пруду с последующим переодеванием в «олимпийку» своего спутника прямо посередине широкой светлой аллеи, не обращая внимания на редких прохожих. Ну, и потом было нечто сумасшедшее прямо на старом заброшенном давным-давно кладбище...
— Только давай чего-нибудь иностранное, — попросила Галька, зная любовь хозяина к Высоцкому. — Ну, чтобы слушать не надо было, только музыку.
Парень сгреб откуда-то с широченного подоконника пяток кассет, потасовал их, выбирая нужную, вставил в магнитофон, щелкнул клавишей. Из динамика тихонько зазвучали свистящие переливы пан-флейты. И в самом деле то, что надо под вермут.
Булькнуло вино, потянуло над столом полынным ароматом,
Дядя 