Осенью скучно. Целыми днями – холодный дождь, из дома носа не высунешь. Пойдешь в сортир, под ногами хлюпает, словно старый пароход шлицами по воде бьет. Только и спать-почивать. Да только не семейке Плоховых-Строговых...
— А что, если нам, старая, кино снять? Камера-то есть, лежит, место занимает. А?
— А что снимать-то будем? Лес, речку?
— Да кому лес с речкой нашей нужен. Мы другое кино снимать будем. Эротическое! А потом в клубе покажем, все равно он пустует.
— Ой, старый греховодник, что задумал! А кого ж снимать-то? Артистов наймем?
— Нет, погоди. Надо сначала хоть какой сценарий обсудить.
— А что же, можно и сценарий обсудить. Начинай, ты у нас умный!
Иван Егорович встал и, заложив руки за спину, прошелся по горнице гоголем. Потом вдруг резко развернулся к Вере Кузьминичне.
— Что сказал Ильич?
Вера Строгова испуганно вздрогнула.
— Что?
— А Ильич сказал, что «Вы должны твёрдо помнить, что из всех искусств, для нас важнейшим является кино». О, как! Поэтому не халтурим. До обеда сценарий, после обеда репетируем, после ужина – снимаем! Вот такой, стало быть, распорядок дня. Основная идея – снимем немой фильм, а фоном пустим музыку.
— А почему немой?
— Потому что ты у нас Вера, хотя и не Холодная, а местами очень даже горячая, и пищишь иногда не к месту!
Вера Кузьминична зарделась, но согласно покивала. Немое кино она любила, особенно с Чарли Чаплином.
Иван Егорович сел за стол, подвинул к себе лист бумаги и написал: «Дело было в Хуйкове» и задумался. Что мы имеем? А имеем мы козу Марту, визгливую свинку Пеппу и Веру Строгову – в титрах Горячую. Так? Так! Значит, сначала заснимем, как я надеваю кондом, и эту самую свинку Пеппу в жоппу, потом Марту, как обычно при дойке, а потом интервью с Верой, лежащей в пикантной позе. Ну, а в конце камеру на стол, а Веру на топчан, и во все дыры. А спустить обязательно на сиськи, так уж принято у буржуев. Хорошо также, что наши дачники после себя кучу презервативов в подарок оставили, тратиться не надо. Это – плюс! Что в минусе? Вера немолода, хорошо, что толстая, и сиськи нс совсем обвисли и, да, волосы надо обязательно выбрить. Да и мне тоже. Бороду. А то совсем непрезентабельно.
Иван Егорович долго кромсал бородищу ножницами, затем, разведя в горячей воде кусочки вонючего хозяйственного мыла, сделал пену и, наконец, сбрил седину с лица, помолодев эдак лет на двадцать пять. «Ох, ты!», – удивилась Вера Кузьминична, когда Плохов повернулся к свету. – «Вот бы и мне так!».
— Запросто! – сказал Егорыч. – Снимай порты и раскорячивайся!
— Да я не про это!
— А я про это, – твердо сказал Плохов, снова взбивая пену. – Если хочешь быть звездой экрана, растелешивайся и подставляй свою лоханку.
Делать нечего, назвалась груздем, полезай на топчан и раздвигай ноги и руки. Подмышки, если кто не знает, брить гораздо проще, чем между ног. А мужику брить мошонку вообще зарез, причем, в прямом смысле. Женщине немного проще, но и там – одно неловкое движение острой бритвы, и можно остаться без клитора. А если большой? А если торчит? Вот то-то!
Худо-бедно, а выбрил свою женку пенсионер Плохов. Потрогал влажные лысые губищи и сказал:
— Ты, старая, совсем как девочка. Все видать стало. Самое время репетировать!
Хоть и старался сохранить силы до вечера Иван Егорович, да видно не судьба! Потому что наполнил он горячее
Женщина, юноша и страпон 
webmaster@3iks.ru