Я слушала ее и просто недоумевала. Бинтовать грудь, рисковать своим здоровьем — мне бы даже в голову это не пришло!
— А потом я начала заниматься. Они подтянулись, высохли, но мне все время кажется, что если я брошу качаться, они тут же вырастут, и я превращусь в телку.
— Оль... — я не знала, что сказать. — Ты ведь женщина. Грудь, даже маленькая, у тебя должна быть.
Это была моя ошибка. Я тогда еще ничего не понимала о гендерной идентичности, о ее нарушениях, о том, что Оля в глубине души мечтает не быть женщиной, а быть мужчиной. Мне это было непонятно и странно. Сама того не зная, я ударила ее в самое больное место. Она замолчала, и больше эту тему мы никогда не поднимали.
Со временем между нами начала расти дистанция. Я ее очень любила, была к ней безумно привязана. В ее любви я вообще никогда не сомневалась. Но мне чего-то нехватало. Я стала все время вспоминать Юльку, как мы с ней бесились вдвоем, все было легко и непринужденно. Я не боялась случайно задеть ее грудь, или в порыве страсти приласкать ее влажную плоть, пока она трахала меня пальцами. Ей это нравилось, как и мне. Мы любили прижиматься друг к другу, и смотреть, как моя грудь скользит по ее соскам, а потом целоваться. С Олей все это было нельзя. А я этого хотела, очень. Я хотела близости, полноценной близости с любимой. Она отказывала раз за разом. На все мои робкие попытки заговорить об этом, она отвечала:
— Разве тебе плохо со мной?
Мне было хорошо, очень и очень хорошо. Но я хотела ее полностью, а она оставалась для меня недоступной. Нет, у меня не было потребности овладевать девушкой, чувствовать себя альфа-самкой или что-то подобное. Мне нравилось быть пассивной, нравилось отдаваться ей, растворяться в ее сильных руках. Но я хотела стереть эти границы.
— Я уже устала от постоянного напряжения. Я все время думаю о том, не задену ли твою грудь, не попадет ли мое колено тебе между ног, когда я кончаю. Устала от ссадин на плечах от трения твоей одежды, наконец!
Мы перестали разговаривать. Секс стал реже. Оля не умела разговаривать и разбираться в отношениях. Совсем как мужик, она убегала от любого некомфорта, от любой напряженности, предпочитая не выяснять проблему, а просто игнорировать ее. Но для меня это было невыносимо. Мне казалось, что меня отвергают, что моих ласк не хотят, а значит, не хотят и меня саму.
Через полтора года совместной жизни мне нужно было поехать в другой город, по семейным вопросам. Оля писала мне каждый день, звонила и говорила, что ждет, скучает. Я тоже скучала. Иногда она срывалась на ревность: о да, она была весьма ревнива. Однажды она запретила мне общаться с бывшей одноклассницей, с той самой Вероникой, в которую я была раньше влюблена. Она узнала, что мы переписываемся, и попросила ее показать.
— С ней ты больше общаться не будешь. — сказала она тоном, не терпящим возражений.
Не то чтобы она выносила мне мозг и устраивала сцены, нет. Она вообще была достаточно сдержана и молчалива, но я всегда чувствовала, что она ревнует. Ревнует ко всем и ко всему. Даже к Вике, хотя у нас к друг другу не было вообще никакого интимного интереса с тех пор, как мы проржали в пьяном угаре момент сближения.
И вот теперь мы разлучились впервые так надолго. Меня не было почти два месяца. За это время она накрутила себя до такой степени, что
Клизма (2 часть) 