— Конечно мама, — проговорил Илья, смотря на неё во «все глаза» щенячьего восхищенья. — Как ты только скажешь...
Статная Изольда Аслановна одарив сына усталой улыбкой, грациозно про цокав по мраморному полу блестящими красными сапогами на высоченных каблуках (хорошо выделявшие её красивые ноги, обтянутые темным прозрачным капроном колготок), блаженно опустилась в ласковые объятия мягкого дивана. Подол её короткого платья, невольно задрался в вверх, ещё более обнажив всю красоту «кобыльих» ног.
Илья же, ощущая на своей щеке прохладный ожег материнского поцелуя, чуть ли не с придыханьем смотрел на неё — любую иную женщину, одетую столь откровенно, он бы принял за обычную придорожную шлюху — но родная сорокалетняя мать в таком одеянии в его глазах виделась в ослепительном божественном свете! Он глядел на неё как на соблазнительную красотку!
Весь внутренне млея, он так некоторое время праздно и разглядывал Изольду Аслановну (коя вольно распласталась на диване, закрыв свои дивные глаза), но затем с неизвестно откуда подступившей робостью все же спросил:
— Мам, ты точно ничего не будешь есть? Я приготовил сегодня сырную пиццу. Она вроде бы у меня получилась.
— Нет, не буду сынок... — на мгновенье блеснув глазами, ухнула грузинская дива. — Но я рада, что ты постепенно учишься готовить. Ибо любой настоящий восточный мужчина должен уметь готовить.
— Для своих женщин...
— Не только сынок, также для своих матерей и сестер.
— А из вин я достал «Саакашвили». Правда, уже почти выпил его, съев половину пиццы...
Изольда Аслановна весело покосившись на него, тут же затряслась своими роскошными телесами от смеха — задорного льющегося смеха истинной горской женщины.
— Ох, сынок, вижу, ты совсем уж измаялся, что даже опустошил вместе с бравым «Саакашвили» полпиццы! Хахахахаха! Ну ничего-ничего, я уже говорила что не хочу ничего есть. Да, я и не итальянка, чтобы расстраиваться по этому поводу! Хахахахахаха!
Смех матери, начал раззадоривать робость Ильи. Ему вдруг захотелось до боли стиснуть эту черноволосую хохотунью в своих руках, и, наконец, прильнуть к её пошлым губам в наглом поцелуе!
— А что же мы будем пить уже через десять минут? — с удивленьем обратился он к ней как заправский джентльмен. — Подать к столу нового «Саку»?
— Нет, сынок! Хахахаха! — взорвалась новым грудным смехом Изольда Аслановна. — Новый Год в своем С., я обычно встречаю не с «Сакой», а с бокалом «Цинандали»! Хахахаха!
— Как скажете, о, прекрасная мадам! — с улыбкой, ещё скрывая вспыхнувшую смелость за шутливостью, проговорил Илья и, под новый грохот материнского смеха, направился в бар.
Вскоре, элитное светлое грузинское вино было умело им откупорено и, в небольших дозах бережно разлито в два больших хрустальных фужера с великолепно выгравированными в них лебедями.
— Вот мадам, — тем же шутливым тоном проговорил Илья, давая матери один из бокалов, а с другим, присаживаясь возле неё. — Но должен предупредить вас, хоть запах у него действительно изящный, цветом он с мою саку!
— Хахахахаха! — всколыхнув пышные волны груди, снова затряслась Изольда Аслановна. — Ну ты сынок скажешь так скажешь! Это вино — настоящее грузинское элитное вино, а никакая там твоя сака! Да и перестань называть меня «мадам», я хоть и пою не мало французских баллад, но, как и прежде являюсь грузинкой! Называй меня своей Сулико, мой славный джигит! Своей Сулико!
— О, моя Суликооо! — подчиняясь материнской игривости, напевно воскликнул Илья. — Произнесите же, произнесите же тост! Новый год же уже витает как орел над нашими горами! Произнесите его нам, и мы встретим его как дорого гостя, скрепив наши бокалы в
Легрестлинг 
webmaster@3iks.ru