Хотя если честно то испугаться есть чего. Зверюга внушает уважение. Крепкие клыки, мощные челюсти, сильные мышцы играют под светло-серой с золотистыми подпалинами шкурой. Серьезный противник. Но ощущения опасности по-прежнему нет и в помине. Наоборот, хочется ее погладить, почесать за ушком, угостить чем-нибудь вкусненьким.
Волчица осторожно приблизилась и морща нос принюхалась к Максу. Он сидел не двигаясь давая ей спокойно обнюхать себя. Никакой угрозы для себя он, как и раньше совершенно не чувствовал.
Сделав видимо весьма нелицеприятный вывод о новом знакомом волчица снова несколько раз подряд чихнула и громко фыркнула.
— Ага. С Ники стало быть познакомились. – Ерофеич стоял на крыльце, дымя зажатой между пальцев беломоринрй.
— А ведь ты паря, похоже ей по нраву пришелся. Она ведь у меня с норовом. Вот и славно, что поладили Как камень с души.
Ерофеич спустился по ступеням и протянул к волчице руку. Та вильнув хвостом ткнулась лобастой головой в его ладонь.
— Сирота она. Потеряшка. В лесу ко мне ведь совсем хмм... волчонком прибилась. Так вот и живем теперь. Ладно, в дом пошли что ли, неча тут комаров кормить.
Хотя если начистоту, то жрало комарье нещадно исключительно Макса. Ерофеича они вообще как будто не замечали. Вокруг тучами роились, но чтобы хоть один поужинать пристроился, такого Макс не приметил.
Когда они вдвоем входили в дом, старик на минуту задержался в дверях и обернулся к волчице.
— В дом пойдешь? А то дверь закрою.
Волчица фыркнув быстро проскользнула мимо мужиков в приоткрытую дверь.
В комнате она крутнувшись на месте уютно устроилась свернувшись клубком на полосатом половичке возле печки.
Внимание Макса сразу привлекли старые фотографии в простых деревянных рамках висящие на стене.Он подошел поближе, чтобы получше рассмотреть их.
От фотографий и вправду веяло стариной. Черно-белые основательно выцветшие портреты изображали мужчин и женщин в одежде то ли конца девятнадцатого, то ли начала двадцатого века.
На одном из них был изображен мужчина в военной форме с погонами и георгиевскими крестами на груди. Фотография была судя по всему сделана во время Первой мировой войны, вот только с портрета на Макса смотрел не кто иной, как Иван Ерофеич Ожогин, собственной персоной, только немного моложе.
— Дед мой, тоже Иван Ерофеич, у нас в роду мужиков либо Иванами, либо Ерофеями кличут. Давно так повелось. А эта карточка еще с Империалистической. Из Галиции.
Ерофеич стоял у Макса за спиной, когда старик подошел он даже и не слышал.
— А это дед с супругой своей, Марфой Ильиничной Ожогиной.- Вздохнул Ерофеич, с затаенной грустью, а может Максу это просто показалось. Да, нет не показалось, в самой глубине глаз старика жила печаль. Печаль и усталость. Очень глубоко, на самом донышке.
Ерофеич разлил по новой. Макс выловил из банки очередную оливку, когда холодный и мокрый нос настойчиво ткнул его в левую руку. Оглянувшись Макс встретился с заинтересованным взглядом янтарных глаз.
— Оливку хочешь?- спросил Макс у волчицы прекрасно осознавая весь идиотизм ситуации, но он почему-то никак не мог воспринимать Ники, как зверя. Она казалась ему вполне разумной, ничем не отличающейся от него или скажем Ерофеича или любого другого человека.
Макс протянул зеленую оливку на раскрытой ладони. Ники аккуратно, стараясь не задеть человека зубами, мягкими губами подцепила ее и запрокинув голову вверх отправила угощение в пасть.
— Гляди ка, поладили кажись. Она у меня ученая, абы у кого с рук есть не будет. Глянулся ты ей, стало быть паря. Глянулся.- Хохотнул Ерофеич и отвесил волчице увесистого шлепка по мохнатой ляжке. В ответ послышалось возмущенное фырканье и ворчание.
— Ладно-ладно, разбухтелась.- Старик примирительно потрепал волчицу по холке.- Уж и
Новая работа 