Наконец, она разнагишалась и повернулась к Вовке, как избушка, передом. Зад ее, состоявший, словно из двух столкнувшихся лун, тоже был неплох, но Лилечкин перёд был намного лучше! Ее огромные груди спускались прямо на лысый лобок, плавно обтекая круглый живот, и напоминали гигантские груши хвостиком вверх, а вместо засохших цветочков эти «груши» украшали длинные, с половину Вовкиного мизинца, черные соски, которые ему сразу захотелось намотать на этот самый мизинец.
Насмотревшись на Лилечкины грудищи-сисищи, Макаров присел.
— А волосики у тебя давно повылезли, товарищ Лилия?
— А как сиськи начали расти, так и выпали.
— Хорошо. Прошу, товарищ, присесть на креслице и ножки закинуть на лоточки.
— А не сломаю?
— Сломаешь, починим, не сомневайся, товарищ Лилия. Забирайся!
Лилечка долго кряхтела, усаживаясь, а кресло качалось и ныло: «Сейчас сломаюсь, сломаюсь!». Наконец бабка закинула толстые ноги на подножники и, раскорячившись, замерла. Да-а-а-а! Ее гениталии больше всего каракулевый пирожок, который так любили носить зимой вожди КПСС, правда, без меха, украшенный большим, как средний мужской палец, клитором, который загораживал ее щель. Вовка включил лампу и сказал: «Подержи!» и ткнул пальцем в клитор. Но она поняла по-своему, захватила похотник в кулак и принялась его яростно дрочить, открывая и закрывая маленькую головку. И, пока Лилечка занималась этим увлекательным делом, Вовка внимательно разглядывал ее щель. Она, как и все у этой Лилечки, была огромна и простиралась от дырки заднего прохода до лобка и выше, рассекая его пополам. Макаров раздвинул толстые, как бананы, губищи, узрел открытое, темное, как нора барсука, влагалище и понял, что внутри этой бабки, пахнувшей сырой землей, ему точно делать нечего.
— Лилечка, ты замужем?
— Да.
— И давно?
— Очень. Сейчас посчитаю.
Она, не переставая дрочить клитор, принялась считать вслух. Лиля сбивалась, начинала сначала. Первый раз у нее получилось сорок лет, второй – сорок восемь, а третий – вообще пятьдесят. Тут на нее накатил оргазм, ее затрясло, и она совсем забыла о замужестве и других светлых датах. Вовка всерьез испугался за сохранность учетной единицы «кресла гинекологического – одна штука». Но о цели визита к врачу Лилечка не забыла, и когда ее немного отпустило, она спросила, задыхаясь;
— А что же мне с сиськами-то делать?
— Давай рассуждать логически. Всякая живая ткань, когда растет, получает питание из крови. Так?
— Так, – перекладывая груди с места на место, согласилась Лилечка.
— Значит, если перекрыть питание твоим сиськам, они должны, по крайней мере, перестать расти. Так?
— Ну, так.
— Найди где-нибудь резиновый жгут или, еще лучше, трубку, и перетяни сиськи потуже.
— А поможет?
— Какая ты недоверчивая, однако! У тебя дома цветы есть?
— Есть.
— Если их не поливать, они завянут?
— Да! – обрадовалась товарищ Лилия, соскакивая с кресла.
И длинные груди тяжко хлопнули ее по животу.
Она, кое-как одевшись, гулкой рысью першерона удалилась со словами: «Пойду в хозяйственный магазин трубку искать!».
Вот и славно, вот и хорошо, подумал Вовка и решил вымыть руки, но вовремя вспомнил, что раковина забита, и ограничился гигиеническими салфетками. Уселся отдохнуть, попить чайку с Сашкиной китайской заваркой, но одиночество было недолгим.
Чайник уже закипал, когда Вовка Макаров почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он оторвался от газ
еты и увидел некое существо женского пола, которое немедленно перестало его разглядывать, и уткнулось взором в пол. Существо было в короткой синей юбочке, беленькой кофточке и красненьких туфельках на босу ногу. Оно молчало. Макаров отбросил газету, которая, шурша, как большой осенний лист, упала на пол.
— Итак?
Существо испуганно пискнуло и покраснело, как туфельки.
— Вы, деточка, поликлиникой не ошиблись? Горлышко болит? Вам, девочка, в детскую надо!
Моя жена ? самая лучшая женщина 
webmaster@3iks.ru