Миша нежно держал Наташку за талию, входя в нее, а она отвечала на его действия легким раскачиванием таза.
Оба уже не стеснялись меня, не стеснялись и постанывания, которые так хранили во время редкой супружеской близости.
Мишка с любовью пригладил ягодицы женушки, и крепче прижался к ее тазу.
Наташа держа вес тела на прямых руках, смотрела под себя.
Оба ритмично раскачивались под напором друг друга.
Это было так гармонично, как и их музыкально-семейный дуэт!
Бедра шлепали, когда касались друг друга, и словно впечатленные этим звуком, мои друзья на миг затаивали дыхание…
Я без лишней мысли пригладила ладонью плечо Миши, и это словно предало ему новых сил, пусть и сбило с взятого темпа.
Он быстро-быстро задвигал тазом, внедряясь в Наташу, а она, запрокинув голову, протяжно застонала.
Я поняла, что они были уже на пределе от самих себя, и чуть подалась в сторону, не мешая им наполнять друг друга.
Мишка тут же кончил, расплескивая застоявшуюся сперму на ягодицы и вдоль ножек своей жены.
Наташа, обернувшись, наблюдала за ним.
Румянец вновь окрасил ее щеки.
Моя подруга юности приятно помолодела, меня аж пробрала гордость за нее!
Она была еще вся в соку, раз смогла так повлиять на мужчину.
А Мишка во всю ластился к ней, называя не иначе, как любимая, обращаясь со словами благодарности и… прощения…
— Простить? За что? — не поняла Наташка.
Они обнялись, все еще лаская друг друга.
Я была явно лишней в их паре. Но вдруг Наташа сказала, обратившись ко мне:
— Тань, мы в душ… Подождешь нас?!
Я кивнула, наблюдая за тем, как омолодившиеся фигуры моих друзей исчезают за перегородкой…
Я не стала их ждать.
Просто не хотела им мешать.
Я уходила из их квартиры, слыша их смех в ванной под шум душа.
Вы думаете, мне было грустно?
Отнюдь…
В тот вечер, несмотря на прохладу, выглянуло солнце, возможно, последнее столь яркое в этой осени.
А навстречу мне уже бежала Влада.
Как же она все же была похожа на родителей, взяв лучшие внешние черты от обоих из них.
Оказывается, уроки у нее закончились чуть раньше, но она не спешила домой — хотелось насладиться теплом редкого солнца.
— Тогда и не торопись, — отметила я. — Давай прогуляемся, и не будем мешать родителям: им тоже порой надо побыть друг с другом!
… Семейная жизнь моих друзей пошла на новый виток.
Наташка, пусть это было не заметно, все же преобразилась. Щеки ее все чаще украшал румянец, а помимо внутреннего блеска, вернулся и игривый взгляд.
Как-то она заскочила ко мне на переменке, когда я уплетала свой бутерброд.
— Танька, представляешь, у нас этой ночью было такое-такое…
И многозначительно закивала.
— Ну, сперва, конечно, мне надо было Мишку к себе расположить, и я взяла у него…
Я чуть не поперхнулась…
— После этого я сказала, что теперь хочу, чтобы он поцеловал меня… там! И ты знаешь, что?
— Ну?
— Он это сделал! Причем так глубоко…
— Наташ, я вообще-то ем сейчас…
— Ой, ой, извини… Потом, конечно!
… Несколько дней спустя ко мне обратился сам Мишка.
— Тань, слушай… Я тут стихи написал… Музыку подбираю, может, подсобишь?
Я вдруг представила его, лежащим внизу, между ног Наташки, и жарко, в засос, целующим ее главную прелесть. Наташка блаженствовала, а он смотрел на нее влюбленными глазами. Его язычок шаловливо проникал в нее все глубже, будоража ее сознание, и в ответ Наташа выдавала нежные стоны, которых совсем не стеснялась и которыми не тревожилась обеспокоить мирно спящую за стенкой дочь.
Мне сделалось немножко смешно, но очень легко на душе.
— А муза кто, Наташка? — на всякий случай уточнила.
Наш 