стены лезли. И ежели с проблемой известной еле как справлялись, то вот без мужской руки в доме было дело швах.
Нюрка, слушавшая открыв рот и еле елозящая задницей по бёдрам, перебила
— Дед, а как с известной проблемой справлялись?
— А вот как ты давеча. Кто сам себя, кто искал кого. Бабы мужиков и не ревновали вовсе. Постучит такая в окошко: Нюр, мой у тебя? Смотри, на работу пусть не проспит. И покорми его. Да тормозок на обед сгоноши. Не вру, ей-ей не вру. А уж пацаны, как в силу мужскую войдут, как семя пускать станут, так нарасхват. Им-то в радость: сёдня одна, завтри другая. Вот я к тётке-то и поехал.
Парень я был в ту пору уже рукастый. Талант, стало быть такой, что тянуло к работе интересной. С техникой, с електричеством. Ну да приехал я к тётке. Дня два работал уже. Тётка-то не в пример нам богато жила. Ну не скажу, как лигархи нонешние, но богато. Ну дак заведовала чем-то там в торговле. На дефиците сидела. Тут вечером помылись, сели телевизор смотреть. А телевизоры в ту пору были вовсе не цветные. Да и крутили его не весь день и ночь, а по вечерам только. Тётка откинулась на спинку полу лёжа, глаза прикрыла и кемарит. Устала.
А на ей сорочка такая, какую наши бабы в деревне по праздником и видят, да и то не всякая. Вся в кружавчиках, да ещё и просвечивает, ровно марля. И гляжу я на тётку, и вижу скрозь ту ткань, что она голая под сорочкой-то. То исть совсем голая, как есть. Глянул на тётку. Та глаза прижмурила, сопит тихонечко. Прикорнула, значит. Ну я сорочку-то легонько приподнял.
— Дед, а не боялся, что она тебя взашей турнёт?
— Нет, Анют, не боялся.
— Ой, дед, в кои-то веки внучку Анютой назвал. Точно завтра дождь на неделю зарядит. Или в лесу что-то большое сдохло. Дед, ты не томи, рассказывай. У меня уже засвербело, так хочется дослушать.
— Знаю я, в каком месте у тебя свербит. Ты ентим местом как раз сейчас по мне и елозишь. Ну да слушай, раз нравится. А что взашей турнёт, так не боялся. Работа не доработана, куда она меня спроворит. Ну по шее схлопотал бы, да и всё.
— Дед, опять анекдот вспомнила. Подходит к поручику Ржевскому корнет Оболенский и спрашивает
— Скажите, поручик, почему вам практически все дамы дают?
Тот ус покрутил, отвечает
— Так подход надо иметь.
— Научите! Век благодарен буду.
— Подходишь эдак к даме и спрашиваешь: Разрешите вам впендюрить?
— Так можно и по морде?
— Можно и по морде. Но чаще впендюриваю. Дед, ты дальше говори. И
это, дед, я кончила. Дай я слезу и рядышком полежу. Дед, а тебе потом хоть отсосу, хоть так дам. Не обидишься?
— Да куда уж там. Ты руку-то тогда убери. Да хрен с тобой, играй. Если чо, сама постелю стирать будешь.
— Постираю. Можно подумать, что ты стираешь. Ты говори давай.
— Ну слушай. Поднял я подол ой сорочки, там под ней живот пухлый и голый лобок. И не фырчи. Это сейчас никого этим не удивить. А в те времена редкость была. Полюбовался я на ту красоту. А я уж в то время очень любил женские пизды. Вот прям жизни без них не было. И смотрел бы на них днями и ночами, а уж мять их и ебать - так хлебом не корми, тока дай. Титьки тоже любил. Задрал сорочку повыше и давай тёткину сиську сосать да лизать.
Все началось как глупая игра 
webmaster@3iks.ru