Ты должна его просто побрить. Приступай, а то я начинаю замерзать. Держи.
Я взял её руку и сунул в неё член. В другую сунул тюбик с кремом для бритья. Я чувствовал дрожь в её руках. Вернее, она трепетала всем телом, тряслась как на лютом морозе. И я применил запрещённый приём.
— Ладно. Иди. Я позвоню чтобы Виктория прислала мне кого-нибудь поопытней. Иди.
Её пальцы сжали член, головка налилась и заблестела глянцем.
— Не надо никуда звонить. Я сама. Я сама всё сделаю.
— Вот и чудесно! Смелей девочка, смелей!
Она потянулась губами к пунцовой головке.
— Ты что дура?! Тебя что просят сделать? Просто побрить!
— Но я должна узнать для чего я буду это делать. — Упрямо тянулась она к члену.
— Нет. Я этого не хочу. Понимаешь? НЕ ХО_ЧУ!
— Тогда почему он так напряжен?
— В таком состоянии его удобнее брить. Всё. Успокойся. Видишь? Ничего страшного и он не кусается.
Я взял её за подбородок и заглянул в глаза. Ни страха, ни страсти я в них не увидел, только ошалелость, сумасшедшинка. Пришлось дать ей лёгкую пощечину.
— Ой! Простите. Я...
— Ты, Яна, никогда члена не видела, и ты девственница. Это понятно. Хватит тупить! Работай!
Яна вытерла испарину со лба. Халатик из полупрозрачной синтетики промок от пота и прилипал к её телу, чётко обрисовывая девичью фигурку с ещё мальчишескими бёдрами.
Казалось даже с какой-то злостью она намылила мне член, несколько раз проведя сжатым кулачком по стволу, украдкой глядя на мою реакцию. Одноразовая безопасная бритва в её руке по-прежнему неуверенно плясала. Я молчал, заглядывая ей за пазуху на маленькие грудки, зачем-то забранные в кружевной лифчик. Постепенно она осваивалась, движения становились увереннее. Она уже отодвигала и пригибала член, как ей было удобно и вскоре его ствол залоснился в струях воды смывающих остатки пены.
— Вот и умница. И ничего страшного, гадкого и безобразного, правда?
— Да. Даже приятно. Он оказывается такой нежный и одновременного твёрдый.
— Ну, раз так, теперь можешь попробовать результаты своего труда. — Она подняла вопросительно смотрящие глаза. — Проверь щекой, не осталось ли где щетины.
Она помедлила, но с отчаянной смелостью прижалась щекой к члену. Тот дёрнулся, и она улыбнулась.
— Ему нравится?
— Дурашка. Конечно же. Такие ласки самые любимые у мужчин.
Она стала водить щеками по члену, несколько раз не уверенно, вскользь прикасаясь к нему губами.
— Ну? Всё гладко?
— Я бы побрила ещё и лобок с яйцами.
— Яйца у птиц, у млекопитающих — яички. И у бабки в кошёлке — яйца, а не яички, как многие говорят.
Она прыснула.
— Представляю себе картинку — бабка с кошелкой с причиндалов!
— Ты вся вспотела и мокрая. Сними халат. — без перехода предложил я.
— Здесь так жарко! — к моему удивлению, без стеснения скинула она мокрый халат и повесила на полотенцесушитель. — Ой!
Только повернувшись ко мне, она поняла, что осталась практически голой, так как её полупрозрачные белые трусики тоже намокли и ничего не скрывали, так же, как и кружевной лифчик. Я развёл руки демонстрируя свою наготу и любуясь её девичьим смущением.
— А! Это тоже всё мокрое! — она махнула рукой и заливаясь краской стянула с себя трусики. Когда она вешала их на сушилку, я подцепил пальцем замок лифчика, и он повис лямками на её хрупких плечах. Она доверчиво и весело оглянулась.
— Тогда, давайте знакомиться. Вы, я знаю, Яна, а я Александр, Саша, если хочешь.
— Александр, я ополоснусь. А то от жары и волнения я вспотела и вся липкая. Можно?
— Яночка, девочка, ради Бога. Мы с тобой почти родственники. Я тебе даже
Формы имеют значение, 2 