чувствую с тобой уверенности. Такие же чувства я испытывал, когда трахался с матерью.
— Ты трахал мать!? Ну, ты и фрукт! — на миг оторвалась она и поглотила член, с ещё большим увлечением.
— Так получилось. И бабку тоже. Но я тогда был подростком, истекающим спермой. И мать, и бабка были для меня учителями, и моя неуверенность, поэтому, вполне понятна. Но я не могу объяснить её в твоём присутствии.
— Хорошо. Я поняла. Ты уверен, что я более опытная, чем ты, и внутренне, нет, не боишься, опасаешься, что я могу быть не довольна твоими ласками. Оставь! Ты отличный партнёр, умелый, ласковый и, что меня в тебе привлекает, чувственный. Ты умеешь сопереживать моменты соития. Так что иди ко мне и имей меня как хочешь. Я уверена, что разочарована, не буду.
— Спасибо, за комплемент. Прости, если обидел.
Я перекатился на неё и нежно поцеловал в губы. Тела наши сплелись, и член нашел сам её влагалище и утонул в нем вместе с моей неуверенностью. Я вспомнил, что она говорила, что не любит таскать тяжести, но я лежал на ней, вдавив в мягкую постель, и не мог оторваться от её губ. Мы оба задыхались от страсти, от полноты и глубины обладания друг другом. Наши вспотевшие, слипшиеся тела скользили, только добавляя остроты в чувство всеобъемлющей близости.
Наконец, я оторвался от её губ и перекатил на себя.
— А ты лентяй!
— Ты же не любишь таскать тяжести.
— Только не такие. Ты можешь раздавить меня, и я, кажется, буду этому рада.
Она медленно скользила по мне вверх-вниз, оперевшись на локти, будоража мою грудь набухшими сосками. Член с усилием пробивался сквозь сжатые ворота, останавливался в тупике, уткнувшись в стенку и переводя дух, с трудом выбирался, наливаясь кровью и вытягиваясь, из теснины её влагалища. Она откровенно тащилась. Закрыла глаза и откинула голову. Глядя на неё, меня охватывало умиротворение и радость от доставляемого ей удовольствия. Постепенно из глубины мошонки начали подниматься мелкие волны, предвестники оргазма. Моё тело, невольно, задвигалось ей навстречу, с каждым толчком убыстряя темп. Я посадил её на себя и заставил откинуться назад, опираясь на выпрямленные руки. Член отогнулся вниз и теперь всей длиной заскользил по передней стенке её влагалища, задевая венцом головки, ту зону, которую я так удачно нащупал пальцами. Эффект не заставил себя ждать. Она пустилась вскачь, выкрикивая что-то, при каждом удачном проходе. Шторм уже бился могучими волнами о скалы моего терпения, и, как только раздался её крик, возвестивший о моей победе, я извергся в неё, дёргаясь всем телом. Она упала мне на грудь и замерла. Вал оргазма, обрушившийся на нас, постепенно стихал, оставляя в душе радугу наслаждения и блёстки радости.
— А наговорил-то на себя! Притвора!
— Нет. Я не врал, но будем считать, что всё прошло. Ладно? Слезай, пойдём, выпьем.
— И поедим. Оказывается, я очень голодна.
Она встала и, боже! что за грация, подошла к телефону.
— Наливай. Сейчас ужин принесут.
Я огляделся в поисках часов. Ничего себе ужин. Время начало первого. Я и не заметил, как пролетело время.
Мы сидели голыми на диване и потягивали коньяк. Она прижалась грудью к моему боку и закинула ногу мне на колени. Было уютно, даже как-то по-семейному. Только непонятно, какую близость я ощущал жены или матери. Жены я никогда не имел. С матерью, обычно я клал голову ей на грудь или на колени. Воспоминания накатили теплой волной.
Мои мысли прервал стук в дверь. Я дёрнулся, чтобы чем-нибудь прикрыться. Виктория даже ухом не повела, а просто крикнула, что не заперто.