В купе скорого ночного было темно. За шторами проносились отблески фонарей, как бесконечные хвостатые кометы. Еще с детства, во время путешествий на море с родителями или в пионер лагеря, ему часто представлялось, что он не в поезде, а в космическом корабле, и что это не стук колес по рельсам, а маленькие частички астероидов безуспешно пытаются пробить броню его корабля. Он вспомнил это и засмеялся. Со временем грезы о космосе уступили место грезам о проводницах и стюардессах. Сегодня ему не повезло-проводница оказалась толстой напудренной теткой, о которой не захочется мечтать даже после десяти тысяч лет скитаний по одиноким вселенным. Попутчиков не было, разве что ложка звенела в стакане о чем-то своем, дорожном. Он почти задремал, сидя, не раздеваясь и не расстилая постель, как дверь купе открылась и в него вплыл первым аромат цветов, потом смешной шарф, потом прехорошенький нос и потом вся остальная девушка. Девушка была невероятно красива-темные кудрявые локоны огромным облаком громоздились над тонкой фигуркой, как нежный пух над стебельком созревшего одуванчика.
Сон куда-то мгновенно исчез, улетел туда, к кометам за окном. Девушка села напротив него, ничего не сказала, даже не сняла шарфа и курточки. Она методично его разглядывала своими огромными, опустошающими глазами цвета весеннего озера. Она была старше лет на пять, слегка уставшая, и больше он ничего не успел разглядеть. Потому, что внезапно почувствовал на щеке прикосновение чьей-то холодной щеки. Этим не закончилось. Кроме щеки, которая переместилась к шее, он почувствовал язык, нагло изучающий все, что попадется ему на пути-мочку его уха, уголок его губ, щетину на его подбородке. Пока он пытался понять, как эта новая гостья его корабля сумела преодолеть скорость света и так молниеносно переместиться к нему на колени, язык уже вовсю хозяйничал у него во рту, а он задыхался от запаха цветов и восторга.
Они летели в черном бескрайнем космосе уже только по приборам-одежда, стыд, мысли оторвались от них как ступени от ракеты. Да боже мой-у него в штанах и была эта самая реактивная ракета, хотя штанов не было, не было ничего, кроме ощущения счастья. Ее язык тем временем преодолел туманность его сосков, живота и перешел к изучению непосредствен
но ракеты, каждого сантиметра и выемки. Долго так продолжаться не могло, одуванчик мелькал у него между ног с усердием отличницы, отвечающей урок. Он не мог сдерживаться, ему казалось, что он сдерживается миллионы лет, и больше не может ни секунды. Он кончил быстро и испытал облегчение-вселенское облегчение, если можно так сказать. Она взяла его руки, положила на свои соски, намекая, что путешествие не закончилось. Он положил эту космическую гостью на свою полку, отметил, что даже не понял, как она оказалась совсем без одежды, и что кожа у нее загорелая, как багет во французской булочной. Раздвинул ее ноги и начал медленно изучать атмосферу этой новой для него вселенной.
Вселенная затопила его полностью-он потерял счет времени, точнее приобрел свое особое мерило: ее ритмичные подрагивания под его пальцами и стали для него новой единицей времени, ее разведенные ноги стали новыми осями координат. Его язык, губы, пальцы завоевывали новые территории этой новой вселенной, а она стонала и молила о пощаде. Когда, под натиском его рук, она сдалась, капитулировала, он ощутил себя покорителем, добрым и щедрым, и эта мысль вызвала в нем такой восторг, что сердце забилось намного быстрее, чем когда-либо прежде. Пока он предавался размышлением о своем могуществе в этой новой вселенной, вселенная уже повернулась к нем спиной, выгнулась, и он понял, что до этого момента
В первый раз в баню 