выпускаю своего большого хищного зверя наружу, поохотиться. Зверь вырывается из темницы, вскакивает на дыбы и смотрит своим единственным глазом на свою изумлённую жертву. Представляю, какие мысли сейчас крутятся у неё в голове: «О, боже, да он порвёт меня! Бедная моя киска! Бедная моя попочка! Бедный мой ротик!»
Но девчонка снова умудряется меня удивить: — Ого, нормально, почти как у Славика, только потоньше и волос нет! — Что ещё за Славик?! — Мамкин ёбарь, начальник её на работе, Славик Костенко, Вячеслав Владимирович... Елдак у него, ого-го, как у слона! Я с ним... — Ладно, ладно, хорош мне вливать в уши всякую хуйню, я всё равно её запикаю, — мой зверь от таких речей слегка приуныл и я поддрачиваю его свободной рукой, — бери его уже в рот, давай. Милка берёт мой «не такой толстый как у её ёбаного Славика» член в ладошку и вяло его дрочит. Заставляю её стянуть с меня джинсы с трусами, она послушно выполняет. Тупо смотрит на стоячий член и всё также вяло его дрочит. — Да
вай, в рот возьми головку. Оближи её сначала.
Она неумело лижет толстую залупу, будто это пломбир в вафельном стаканчике, а не мужской половой орган, чмокает её губами. Зря зубами не грызёт! Если бы это была не неопытная, ослепительно красивая девчонка, а моя жена, например, или тридцатилетняя жирная шлюха, я бы уже залепил ей в ухо тумака за такой минет. Я снова ставлю камеру на штатив, убеждаюсь что девчонка в кадре, а моя физиономия — нет. Беру Милку одной рукой за затылок и с силой надавливаю на голову. Залупа проваливается в её ротик, острые зубки скребут по ней, она упирается в нёбо. Девчонка мычит и пытается соскочить. Но у меня не соскочишь! Второй рукой (а лапища у меня — будь здоров!) обхватываю её тоненькую шейку: — Не дёргайся, а то придушу ненароком.
Она оставляет попытки вырваться и жалостливо смотрит на меня своими глазами-шоколадками. Слёзы снова выступают на них, но мне похуй на слёзы. Слёзы меня даже заводят. Залупа упирается в гортань, давит дальше. Милка мычит и бьёт своими мелкими кулачками меня по рукам, царапается. Но мои руки — словно железобетонные колонны, несокрушимы. Не каждый мужик справится с такими ручищами, не то что мелкая сиповка. Глаза её наливаются кровью, а тело покрывается испариной. Я отпускаю девчонку отдышаться. Милка падает на четвереньки, её рвёт желчью, водой и слюной, она долго и хрипло кашляет. Камера скрупулёзно фиксирует этот «интимный» момент. Клиент любит такие неловкие инциденты, да и я не имею ничего против. — Отдышалась?
Кивает, не меняя позу. Растрёпанные волосы торчат как у ведьмы. — На тряпку, протри пол. Лучше, блядь, три, лучше! Я же говорю: деньги надо отработать. — Может, в рот так не надо больше? — хрипит она пуще прежнего. — Я те дам, не надо! Я те дам! Ишь, чё удумала! Отработаешь всё до копейки! Снова ревёт. Слёзы капают дождём на многострадальный линолеум ещё советского производства. — Харэ реветь, как корова! Раньше надо было думать, — подхожу и разглаживаю волосы, а то из-за косм лица не видно, — Ну ладно, так и быть, поебу пока в пизду, передохнёшь в процессе. Пол только протри как следует. Быстро протирает пол от слёз. Садится на него в позу лотоса, печально смотрит на меня.
— Вставай с пола, не май месяц на дворе. На диван ложись. Меняю положение камеры, направляю на диван. Открывается вид на её широко раздвинутые ноги и блестящую от смазки промежность. Надеваю лыжную маску. В ней хоть и жарковато, но куда меньше возни с монтажом. — Не лежи как бревно, соблазняй