жест рукой, чтобы встать на одну волну настроения с Арсением.
Он проводил меня до зала, в котором были вывешены его полотна. Кто-то окликнул Арсения, он извинился передо мной и сказал, что скоро вернётся. Надо же. Я раньше не видел его таким суетливым. У меня сложилось ощущение, что для него очень важна эта выставка, может, мой приход ещё добавил щепотку радости в его состояние. Он отошел от меня, направился в сторону, где стоял полненький седой мужчина преклонных лет, смотревший поверх очков на приближающегося к нему Сеню. По пути, Он быстро подбежал к кому-то, что-то быстро объяснил, помогая торопливыми жестами, и спешно пошёл дальше. Я добродушно улыбнулся и вернул свой взгляд на стену, на которой были развешены картины.
Они висели в линию, между ними было по метру расстояния. Мне показалось, довольно плотно, хотя, проходя мимо других стен, я видел и более близкое расположение картин. Я в первый раз в галерее, мне не с чем сравнить. Я сцепил руки за спиной и уставился на первую картину. Это был огромный трон, на котором сидел зловещий гигант. Я видел эту картину у него в квартире. Я сделал шаг вперед, и прочитал табличку под картиной: Арсений Дворжак. «Трон». Холст. Масло.
Арсений любил называть свои картины одним словом. Иногда, совершенно очевидным, которое вовсе не раскрывало полностью суть картины. Но Арсений любил недосказанность, любил оставлять простор для мысли зрителю. Он хотел, чтобы каждый зритель нашёл свою историю. А он лишь даст направление, в котором необходимо искать.
Она хорошо тут сморится, на идеально ровной белой стене. Я шагнул дальше, ко второй. Эта была одинокая скамейка, стоящая на пустой набережной, раскинувшейся вдоль пересохшего канала. На скамейке сидел старик, выставив руку вперед и опираясь на свою трость. Его руки покрыты иссохшейся и потресканной кожей, вторая рука вросла в скамейку и составляла с ней единое целое, ветер изорвал половину его одежды, под лоскутами которой видны его кости. Голова сохранила остатки кожи, которая сухим брезентом обтягивала череп. Белёсые волосы развивал ветер. Знакомая картина, но я не уделял раньше внимания ей, когда видел её у Дворжака дома. Но Арсений решил привезти её. Думаю, он считает её удачной. Я даже не знал, как она называется. Шагнул вперёд и наклонился к табличке с названием: «Бессмертие». Я поднял брови, после прочтения названия. Затем перевёл взгляд на картину. Где он тут увидел бессмертие? Ну, что можно сказать... это Дворжак. На мой взгляд, не самая удачная картина. Возможно, Арсений взял её за качественную детализацию. Она тут была на высоте. Ладно, я ещё раз окинул взором картину, отойдя на пару шагов назад. Хотя, тут, на стене, среди других полотен, она смотрится вполне серьёзной работой.
Я посмотрел в сторону, куда ушёл Арсений, в надежде увидеть его. Но нет. Ладно, пока продолжу смотреть сам. Новых картин не было. Все их я видел дома у Арсения. Посмотрев ещё минут пять на плавающие в бескрайних морях гробы, кости, заборы из плотно сбитых друг к другу омертвевших людей я услышал спешно приближающиеся шаги. Моя интуиция меня не подвела, это был Арсений.
— Блин, Серёг, извини. С руководителем Дома были вопросы. Ну как ты тут? Смотришь?
— Да. А что не одной новой нет? Я все эти помню у тебя.
— Одну я не закончил ещё. Две других мне показались не самыми удачными. А эти уже и дома у меня некоторые знакомые видели, оценили. Вот и решил их.
— Ясно. А где у вас тут ещё сюрреалисты. Хочу посмотреть, сравнить. Вот, то, что в этом
На сопках Манчжурии 