нарожали бы мне ещё таких же симпатичных пупсиков. Подмываться-то хоть умеешь, или показать как?
- Умею. Что, думаешь, я маленькая что ли?
- Ну вот, если взрослая, то значит тогда выйдешь ко мне из ванны уже полностью вся голенькая. Договорились? Да, и ещё: Туфель-ки твои вот эти вот красные, смотри, какие красивые, на твоих изящненьких и стройных ножках допускаются. Поняла меня, детка?
- Поняла.
- Ну, тогда давай, милая, дуй в ванну. Подмывайся только хорошенько смотри! Слышала? Жду тебя, мой малыш, с бо-о-ольшим нетерпеньем...
Господи, когда эта рыжеволосая сказка ушла в ванну, и я остался в зале один, наедине с самим собой, мне даже и не поверилось, что в моей квартире могло вообще произойти только что подобное. Всё в ней так же. И будто бы не было только что никакой девчёнки на полу. Которая разъезжалась передо мной просто абалденным таким вот, вывернутым наизнанку лягушонком. Когда я засаживал ей всё, подумать только, прямо в письку, под сдвинутые плавочки! Под её беленькие, безумно лёгенькие-лёгенькие такие плавчёночки!!! В которых, оказывается, такие вот юные соплячки ходят по улице, имея их под своими коротенькими юбочками. Загибай хоть любую прямо из них перед собой, забрасывай юбочку, убирай подальше всторону плавочки и: вперёд! Хоть даже девчёнка тебе и незнакома, спускать ты ей будешь прямо, блядь, в мозги!!! В этом я только что убедился сам лично!
И вот, когда эта смеющаяся и весёленькая Евгения, уже такая вот совершенно вся голенькая, абалденная просто такая вот симпа-тяшкина в красненьких туфельках и с огненными своими, распущенными волосами, снова появилась на пороге моего зала, давая мне понять своим пухлым, упругим таким лобком и озорным своим смехом, что она мне вовсе-вовсе вот даже и не приснилась, а на самом деле эта Сказка, в виде молоденькой такой вот до одуренья девушки, в моей квартире сейчас всё же имеется и имеется-то она тут имен-но для того, чтобы я мог бы ей наслаждаться, наслаждаться снова теми пухленькими именно её лепесточечками, что имеет она, детка, у себя в половых губах, прямо между ног, я беру вот эту голенькую Евгению за руку и, восхищаясь, просто безумно как, её стоячими, сов-сем-совсем ещё небольшими, но пухленькими и упругенькими уже прямо такими вот грудками, рыжеватым пушком волос на её миле-ньком таком лобочке, веду вот её, эту огненно-волосую прелесть в туфельках, в другую уже комнату, в свою спальню конечно же.
- Вот здесь, родная, мы будем исследовать и изучать друг-друга дальше. На моей постели. Согласна?
- Как скажешь: А ты правда здесь спишь? - смеётся кареглазая и внимательно разглядывает мою постель, словно бы пытаясь уга-дать, а много ли девушек уже перебывало здесь раньше, до неё? - Как бы я хотела здесь с тобой поспа-а-ать. Можно? А? . . Хотя бы раз:
И опять передо мной её милые, просящие глаза. В которые лучше не смотреть, если не хочешь сойти с ума окончательно.
- Ничего, ещё поспишь, успеешь: А сейчас давай, моя милая принцесса, садись-ка сюда вот, на краешек кровати, и мы проверим, хорошо ли ты у нас, деточка, подмылась-то, а?!
- Как?? ! - аж заливается садящаяся на
Вечеринка. 