каждому зад. Олег не считал нужным его разубеждать, только вот сам не спешил подставлять другим зад. Он скорее предпочитал тискать мягких доступных девочек на вписках, чтобы однажды с ужасом не осознать, что он настоящий педик. Он просто любил одного парня. Раз за разом он убеждал себя, что это не делает его педиком. Не делает. Не делает. Делает и еще как. Закончив эту мысль, Олег поднимается с пола и плетется в ванную. Прошло уже несколько часов, и действие наркотика слабело. На место апатии и расслабленности шла злость на себя и желание выплеснуть энергию. Злость росла внутри него наравне с ненавистью к себе, к миру, к Ире, к Славе… Олег сует голову под ледяную воду, чтобы немного прояснить мысли. Колет вены и немного сердце, бешено стучит оно, словно он пробежал стометровку. Блондин вытирает волосы и разгибает занемевшую руку. На сгибе локтя – одна зияющая рана, которая словно разрастается на глазах. Парень зачарованно смотрит, тыкает другой рукой в центр сгиба и… ничего не чувствует. Наркотик притупил боль и мысли. Смутно мелькает мысль, что надо бы спрятать это от Славы – приходится идти на кухню, рыться в аптечке и заматывать бинтом полруки. Естественно, выходит криво, нелепо и неаккуратно, потому Олег напяливает один из старых свитеров. Вот теперь можно и позвонить своей неразделенной любви, хмыкает он. Пальцы быстро набирают номер. Восемь. Девять-два-один, семь-семь-семь (говорят, счастливое число, только вот Олегу счастья не приносит), двадцать, две единички. Слава отвечает после второго гудка. Некоторое время молчит, и даже затуманенное сознание Олега осознает, что что-то не так. - Алло?- Олеж… Ира, сука, сука, - кажется, он плачет, и это окончательно выводит Олега из равновесия. Он перекатывается с пяток на носки и замирает, пытаясь сконцентрироваться и осознать, что что-то случилось. – Сука… Она спит с Вовой. Сука-а… - Слава шмыгает носом, и Олег повторяет за ним. Он никогда не слышал, чтобы друг плакал. Обухом по голове доносятся слова «предала», «переспала», «сука», «я ее так любил». Блондин молчит и отзывается только тогда, когда Слава кричит в трубку, чтоб он хоть что-нибудь сказал. – Олеж, пошли куда-нибудь. Хочу напиться так, чтобы забыть ее имя, - Олег сглатывает.Он диктует адрес. У него всегда есть несколько адресов, где происходит что-то незаконное. Он убеждает с внезапно проснувшимся красноречием, что «травка и дешевые шлюхи – это то, что тебе нужно», а в голове бьется испуганной птицей только одна мысль – «он свободен. Он только мой». Мой. Забрать-забрать-забрать. Слава соглашается, хотя никогда не одобрял такие вечеринки. Слишком правильный. Но зато теперь внутри Олега все пляшет и цветет – он кладет трубку, весело ухмыляется, даже выкуривает пару обычных сигарет. Наркотическое опьянение проходит медленно, слишком медленно, и к ночи, стоя на улице под повальным снегом и неясной мыслью о скором Новом Годе. Слава чуть опоздал, он пришел, сгорбившись и с таким потухшим лицом, что больно было смотреть. Они курят на улице, не произнося ни слова, потому что кажется, что если Слава заговорит, то слова выйдут вместе со слезами. Он только шепчет что-то про себя, Олег надеется, что это проклятья. Парни поднимаются по обшарпанной лестнице. Сверху по ушам колотит отвратительная музыка, доносятся голоса. Квартира обычная, трехкомнатная, превращенная в какой-то ужасный притон с занавесками вместо дверей, наркоманами, лежащими на полу или на грязных матрасах. Одна комната вполне целая – здесь потише, и Олег бесцеремонно выгоняет какую-то парочку, лижущуюся в углу. Слава, весь такой чистенький и с невыносимой гримасой боли на
Жесть (6 приключения голожопика) 
webmaster@3iks.ru