О, если бы ты был мне брат, сосавший груди матери моей!Тогда я, встретив тебя на улице, целовала бы тебя, и меня не осуждали бы.О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста;о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше все ароматов!Песни песней гл. 4, 8НоволуниеПо всему было видно, что монастырь из бедных -: по нечиненым стенам с обсыпавшимся кирпичом, по криво висящей двери в трапезную. У входа я окликнул монашку.- Где, сестра, могу я найти сестру Иринею?- Так у настоятельницы лучше спросить. Да, Иринея обычно в это время на огороде послушание имеет, вон там, и она махнула рукой к дальней стороне ограды.Сгорбленная над грядкой с морковью спина в бесформенном монашеском одеянии не казалась знакомой. - Люба, спросил я, - это ты?Она разогнулась и посмотрела на меня вполоборота. За те несколько месяцев, что мы не виделись, перемены были разительные. Сеть мельчайших морщин покрыла потемневшее лицо, губы уточились и как-то скривились. А глаза, глаза опустели, наполнились безразличием.- А, ты, - сказала она тихо. – Такая долгая дорога сюда. Зачем?- Я уезжаю, надолго, возможно. Приехал проститься.Она повернулась и неспешно пошла к небольшой полуразрушенной часовенке, без двери и с пустыми окнами. Я последовал за ней.- Зачем? – повторила она, оглядываясь. – Мы, ведь уже простились. Потом спросила – Ты молиться умеешь?- Нет, но я не за тем здесь.- Я сейчас спрошу у настоятельницы, благословит ли разговор наш.- Так ты все рассказала на исповеди?- Нет не все. Страшно мне. – Она опустила голову и подняла руки к груди, словно уже читала молитву. – Но, ведь надо все будет рассказать. Я теперь невеста Христова. Но сил нет у меня. Если ты сможешь молиться, так помолись за мою душу.Я больше не мог на нее смотреть, на ее жалкую сгорбленную фигурку, на беспомощно поникшие плечи. Комок боли подкатил к горлу. Я упал перед ней на колени- Прости меня, Люба, прости…НемесияЭто случилось с год назад. Люба это моя единокровная сестра (т.е. по отцу), она младше меня всего на несколько лет. Люди мы уже не совсем уж молодые – у всех взрослые дети. У Любы была замечательная дружная семья, любимый муж, двое детей. И вдруг этот «любимый муж» внезапно ушел. К другой женщине. Сказал, что не хочет больше мещанского существования. Что его новая подруга умеет музицировать и даже писать стихи. Идиот! Люба была раздавлена этим разрывом, совершенно неожиданным для нее. Жизнь остановилась. Она ждала, верила, что все можно как-то восстановить, она готова была простить. Но он все не приходил, разве что за вещами. А потом потребовал развода. Потом женился и вообще уехал в другую страну к родственникам новой жены. Конец.Но Люба не могла к этому привыкнуть. Не помогала и работа, правда, эпизодическая. Все разговоры с ней неизменно сползали на ее незабвенного Володю, идиота, каких мало - если он оставил такую женщину. Любе от ее предков достался какой-то восточный колорит: длинная черная шевелюра, падавшая ниже плеч, прямой стан с высокой грудью, прямой узкий нос, и главное слегка миндалевидный разрез ее карих глаз.Когда мы встречались с нашим отцом и ее матерью мы подолгу обсуждали, чем можно было бы ей помочь? Но что тут сделаешь? Когда дети уже выросли и даже завели свои семьи, можно начать какую-то другую жизнь. Особенно, если старая уже порушена. Любе надо забыть старое, надо найти другого спутника жизни.Я начал искать в уме среди своих знакомых подходящую кандидатуру. Это непросто, если все твои знакомые – люди
Программа обмена 