и храм. После ЭТОГО что же - приходить школяром, приспустив виновато штаны, на суды ежедневные "встанет-не встанет"? Так, что ли?!"Всясоюзны поминки..." По кому - по Лицу? По Генсеку? Дур-рак ты, Евсеич! Умер мир, чудный мир, только что сотворённый Иваном любовью, его сумасшедшим полётом куда-то за грани. "Всясоюзны поминки..." По кому? По Лицу? По Генсеку? Он был, что ли, всесильный титан, управляющий судьбами мира?! Дур-рак ты, Евсеич! Он висел в пустоте. И рассыпался прахом. И выметут прах - и останется место пустое.Пойми ты, Евсеич, я, я - всесильный, но смертельно усталый титан. Я дышу тяжело перегаром и болью. Миллионом нервущихся нитей привязан я к миру, и стоит, стоит только мне дёрнуться неосторожно - и что-то сломается, рухнет, что-то вскрикнет, умрёт в этом мире. Понимаешь ты это, Евсеич? Потому-то и смотрите вы на меня - мать, отец, Баум, жена молодая, Мария и ты, ты, Евсеич, в своей милицейской фуражке, козырьком почему-то надетой назад, и все, все - весь мир, что привязан ко мне миллионами нитей и боиться упасть. Потому-то и смотрите ТАК вы, потому и таится в глазах ваших жалких тоска разделённого мира. Потому и боюсь я шагать во весь рост, широко, а крадусь осторожно, нелепо - шутом, кривоватым каким-то поскоком. Потому что сильнее меня моя жалость. А ты говоришь "всясоюзны поминки". Дур-рак ты, Евсеич!Он свернул в тёмный сквер, тяжело опустился на мокрую лавку - вот когда уж действительно это накрыло его, это - жизни невыносимость. Смертельность! Он со стоном схватился за сердце и... и нащупал там Баума дар - задремавшее пламя, майонезную баночку с жидкостью цвета слезы человечьей."Не-ет, врёте вы всё, вы, справляльщики лживых поминок!" - злорадно подумал Иван, - "Есть поправка к закону железному невыносимости жизни, поправка, которую сделал Ефим Моисеевич Баум..И движением резким, забыв осторожность, он рванул из-за пазухи банку и опрокинул в разверстую глотку.Поглощённый борьбой с этим пламенем жидким, что вместе с кишками рвалось, вырывалось наружу, не слышал Иван стона, вопля и плача, раздавшихся в мире. А потом стало тихо. "Наконец-то желанный покой. Хоть мгновенье покоя! Ах, оставьте меня... На мгновенье, хотя бы, оставьте." Растянувшись на лавке, Иван опускался всё глубже и глубже.Пошли вы на... Мне всё равно. Па-ат-томПридёте вы судить и бить ногами,И издеваться, бля, как над скотом.В кривых зеркал неверной амальгаме,В поминок этих всесоюзных гамеВсе чудеса навыворот. Давно,Давным-давно вы переврали сущность :Вы жрёте плоть, как будто хлеб насущный,И кровь живую пьёте, как вино.Пошли вы на... Я падаю на дно,Где мрак и тишина. Мне всё равно.Мне всё равно. Мне будет сниться сад,Наш старый сад, весь в алых каплях вишен.Там утро соловьиным счастьем дышит,И лаской материнскою - закат.Мне всё равно. Мне будет сниться сад.Мой сон глубок...Но н-нет пути назад!О пробужденья смертная истома!Под лапою тяжёлой костоломаРаздастся хруст - разомкнут хрупкий кругДремоты. Света не смогу унять я -И вновь проснусь. Для нового распятья -Любви и жалости невыносимых мук.Беэр-Шева, Израиль. 1995 г.
С тестем на пасеке. 
webmaster@3iks.ru